Каменный пояс, 1974
Шрифт:
И мы снова читали стихи, кусочки из прозы, рассказывали о трубном заводе и партизанах Белоруссии, и отвечали, отвечали на вопросы.
Потом нас проводили к вертолету, нагрузили цветами, и наш безотказный «МИ» поднял последний раз бригаду в воздух…
Нам предстояло лететь в Сургут, последний пункт трассы, откуда в Тюмень мы уже должны будем вернуться самолетом.
На языке народа ханты Сургут — «Рыбное место». Но уже давно не осетр сибирский и не трехпудовая нельма, не щука и не язь составляют
Здесь хорошо видны пласты веков, город будет скоро отмечать свое четырехсотлетие. Старинные рубленые дома и садочки при них, гроздья рыбацких лодок, от которых сладко пахнет смолой, и не зачерствевшие еще рыбки на куканах мальчишек, и рядом — дома, взметенные в небо, кафе, каждое на свой лад, клубы, обилие магазинов, бетонное шоссе.
На добрую сотню верст по тайге и болотам простерлась гладкая, как взлетная полоса, бетонка, и мелькали за окнами веселые вывески и указатели: «Поселок Лунный», кафе «Три карася», клуб «Романтик», «Улица Надежды» и еще одно кафе «Комарик»… Поклон тебе, безбрежный оптимизм молодости!
На небольшом том пути вспоминал я стройки, где доводилось мне работать в юности, и стройки, на ухабах которых я трясся в зрелом возрасте, добираясь до котлованов, мостовых опор и доменных фундаментов. Нет, не было там таких дорог! Впрочем, что ж удивляться, по нашей земле идет иной технический век, и могущество страны нашей возросло многократно. Но я не жалел о своем раннем времени — гордился им. Ибо не было бы ни Самотлора, ни Нефтеюганска, ни Сургута без моей Магнитки, без Уралмаша Венедикта Станцева, без Минского автомобильного Алеся Кучара!
…Станция Сургут, которую возводил строительно-монтажный поезд № 330, тоже мало походила на то, что раньше приходилось видеть. Ее сооружали в тайге, и над каждой постройкой шумели сосны и гудел окаянный комар. Дома и службы строились на долгий век, это было видно, никаких времянок, никаких ссылок на объективные трудности…
Я по старой журналистской привычке то и дело заглядывал в записную книжку. Была там, в числе других, и такая выписка из «Тюменской правды» за 20 апреля 1965 года:
Москва, 17 (корр. ТАСС). Сегодня Государственная экспертная комиссия Госплана СССР одобрила проектное задание на строительство железной магистрали Тюмень — Тобольск — Сургут…
Сургут — одна из богатейших нефтегазовых кладовых Тюменской области. Здесь намечается добывать в перспективе 130 миллионов тонн «черного золота» в год. Именно сюда и устремится стальная магистраль. Ее длина — 710 километров. Она пересечет тайгу, болота, реку Обь. По этой трассе в район Сургутской залежи будут доставляться строительные материалы, продовольственные товары.
Новая дорога примкнет к действующей линии Свердловск — Тюмень — Омск. На большом протяжении она совпадает с трассой нефтепровода из Усть-Балыка».
И была еще другая выписка, где говорилось: проектировщики давно уже думают о будущем, и, если исполнится их план, станет эта дорога частью Северо-Сибирской трассы. Тогда,
Вечером следующих суток, закончив все дела, очутились мы где-то у берегов Оби и Тромъегана, тоже весьма мощного, ибо вобрал он в себя воды Агана, Ватьегана, Ингуягуна, Энтль-Имиягуна и еще многих других рек. Спрыгнули со сходней в катерок, принадлежащий одному из строителей, и покатили куда-то вслед за багровым солнцем, припавшим к горизонту. Однако солнце тут же ушло с неба, наступили сумерки, и суденышко наше, тарахтя и содрогаясь, резво поспешило уже на другой огонь — на багровое пламя костра, что билось посреди островка.
— Милости просим, — сказали хозяева, — делу — время, потехе — час. Одним словом, отведайте нашей ухи, выпейте маленько — и споем песни.
Они пособили женщинам сойти, предложили гостям рассаживаться вокруг огня, заботливо поглядели — всем ли удобно.
И стали опускать в котел, коим можно напитать добрую роту, множество всякой рыбы. Нельма соседствовала со щукой и язь снова с нельмой — вот такая была уха.
Мы, горожане, взирали на ту стряпню, как глядят дети на ожившую сказку где-нибудь в театре Образцова.
Потом брали опасливо по кусочку, тщательно обгладывали косточки, складывали их аккуратненько на листья лопуха. Шуточное ли дело — настоящая рыба, не в жестяной банке, не в томатном соусе и называется не «ставрида» и не «скумбрия»…
Сибиряки смеялись:
— А что вы, ребята, деликатно так едите, як панский цуцька! — И выуживали из котла куски покрупнее.
— Ешьте, сколько влезет. Ну же, ребята!
И «ребята», утирая пот с чела, двигали челюстями, не забывая отбиваться от комаров, презиравших огонь. И сильно отяжелев от еды, вдруг увидели днище котла, слава тебе, господи!
И пошли тогда кружиться над островком песни всякие, и снова билась казачья дружина возле тобольских круч, и шел по всей стране, от Москвы до самых до окраин, великий человек Отечества, хозяин и труженик своей земли.
А после того сказали хозяева:
— Поели, попели — и поработать пора! Почитайте нам стихи, граждане!
И мы читали стихи о земле своей, о войне, о городах домен и прокатных станов, о любви и расставаниях, кратко сказать — обо всем, что есть наша жизнь — трудная, конечно! — интересная, само собой разумеется, жизнь каждого для всех и всех для каждого.
А к полночи хозяева разохотились сами и стали декламировать «Теркина» на память, да не главу одну какую-нибудь, не две, не три, а всю книгу про бойца, от первой до последней страницы.
Это поражало и веселило душу. Только-только до того в Усть-Югане главный инженер управления «Тюменьстройпуть», того самого, что сооружает всю эту таежную дорогу, Алексей Михайлович Борзенков тоже вот так, не заглядывая ни в какие бумажки, почти профессионально, читал народную поэму Твардовского о великой четырехлетней войне.