Камера абсурда

Сухов Евгений Евгеньевич

– Стоп, – шеф опять впал в раздумье. – Это та Аленина, что в «Проселке» снималась?

– Так точно, – по-военному ответил я. – У вас, шеф, феноменальная память. Так вот: эта Аленина родила дочь и пропала. Уехала из страны то ли в Швецию, то ли в Данию. А год назад вернулась в Россию, где ее, сами понимаете, никто не ждал, поскольку все о ней давно забыли.

– Да, у нас это быстро, – заметил шеф.

– Так точно, – снова сказал я и продолжил: – Ну, помыкалась она по разным студиям, в эпизоде снялась, где ее никто и не заметил, в рекламе какой-то… На этом все дело и закончилось: вернуться на экраны страны у нее не получилось. А у Натальи Алениной дочь шестнадцати – нет, теперь уже семнадцати –

лет, и ее тоже куда-то устраивать надо. И тут Аленина каким-то образом знакомится с продюсером Лисянским. Не знаю, как у нее, но у Лисянского появляются к ней большие чувства, причем настолько большие, что он этой зимой оставляет свою молоденькую гражданскую жену, весьма прехорошенькую, с которой прожил два года, оставляет ей дом на Рублевке и уходит к Алениной. Он покупает недалеко от своего бывшего особняка новый дом и начинает жить в нем с Алениной и ее дочерью в полноценной семье. Более того, Лисянский находит отличный сценарий для нового фильма, выбирает Пиктиримова режиссером для съемок, вбухивает в фильм девяносто миллионов рубликов и собирается снять Аленину в главной роли, а ее дочь Машу – в эпизодической. Обеспечив тем самым триумфальное возвращение Натальи Валерьевны Алениной в мир большого кино, равно как и возвращение туда же из небытия и режиссера Альберта Андреевича Пиктиримова.

– А девяносто миллионов на фильм – это много или мало? – задал мне шеф такой же вопрос, какой я задавал Ирине.

– Знающие люди говорят, что такая сумма средняя, – ответил я.

– Значит, Лисянский эти деньги в фильм уже вложил? – спросил шеф.

– Вложил. Все бумаги, договора и прочие документы имеются, – сказал я.

– Хорошо, давай дальше, – потребовал шеф.

– Ну, а дальше… Дальше Пиктиримов по окончании майских праздников приступает к съемкам фильма, – продолжил я. – Все идет замечательно, пока ранним утром неделю назад в проулке на задворках ресторана «Ерема» не находят между мусорных баков простреленное в трех местах тело Марка Лисянского.

– Круто… – заметил шеф.

– Еще как, – согласился я. – Лисянский получил три ранения в грудь, одно из них смертельное. Кстати, это о чем говорит? – снисходительно посмотрел я на шефа.

– Не знаю… – немного подумав, ответил тот.

– Это говорит о том, что стрелял далеко не профессионал, – тоном умудренного опытом учителя произнес я. – Два выстрела из трех несмертельные, контрольного выстрела нет, пистолет не скинули… Стрелял явно дилетант в киллерском деле. Ну, или дилетантка. Элементарно, Ватсон, – добавил я и спохватился: – То есть шеф…

– Ты сказал «дилетантка», – шеф сделал вид, что не расслышал или не придал значения моему «Ватсону». Но меня не проведешь: я-то уж знаю, что шеф ничего и никогда не пропускает мимо ушей, и когда приходит надобность, обязательно все припомнит… – Значит, ты допускаешь, что продюсера могла убить женщина?

– Допускаю, – ответил я.

– А кто мог убить: бывшая жена, которую продюсер бросил, или новая, Аленина эта? – просил шеф.

– И та могла, и другая, – без малейшей заминки ответил я. – Первая, ее зовут Светлана Аркадьевна, вполне могла убить из-за ревности и мести. Та еще змеюка. Хотя, мне кажется, вряд ли она…

– Почему?

– Потому что эта Светлана Аркадьевна, очень похоже, уже нашла себе бойфренда, разъезжающего на спортивном «Феррари». Да и в средствах она не стеснена, ибо Лисянский, помимо дома, когда уходил от нее, оставил ей, очевидно, и немало денежек. Чтобы не особенно обижалась.

– А вторая – это Аленина? – спросил шеф. Ничего удивительного, он всегда был догадлив.

– Так точно, шеф, – опять по-военному ответил я. – Перед самым убийством Лисянский узнал о ней нечто такое, что заставило его в корне пересмотреть свое решение относительно того, чтобы снимать

Аленину в главной роли. За день до своей смерти он в ультимативной форме потребовал от Пиктиримова снять Наталью Аленину с главной роли и найти на ее место другую актрису. В противном случае он грозился вытащить деньги из проекта. Что означало одно: не видать обоим, Алениной и Пиктиримову, триумфального возвращения в мир кино…

– А что такого мог узнать про Аленину Лисянский? – с интересом спросил шеф.

– Это и есть главный вопрос. Выяснить пока мне не удалось, – ответил я.

– Может, она ему изменила, он об этом узнал и поэтому потребовал от Пиктиримова сменить Аленину на главной роли? – Шеф, похоже, увлекся этой историей, и сейчас у нас с ним происходил самый настоящий «разбор полетов», которого не случилось вчера вечером у нас с Ириной. А сам с собой я вчера посиделки устраивать не стал и банально лег спать, отложив мозговую атаку до завтра. И правильно сделал. Потому что мозговая атака – вот она, сейчас и происходит благодаря нашему заводному шефу.

– Все может быть, – так ответил я начальнику. – Я пока точно не знаю. Не успел выяснить. И не думаю, что это будет просто сделать.

– Хорошо, – немного помолчав, произнес шеф. – Тогда, выходит, больше всего в смерти продюсера Лисянского были заинтересованы режиссер Пиктиримов и актриса Аленина.

– Ну, несмотря на наличие бойфренда, пока еще рано списывать со счетов и Светлану Аркадьевну, гражданскую жену, с которой продюсер Лисянский прожил худо-бедно два года и которую он бросил ради Алениной, – заметил я. – Она хоть и прехорошенькая, но злющая и явно злопамятная бабенка. Такие обид не прощают и мстят без всякой жалости. А обида ей была нанесена Лисянским нешуточная…

– Обида как обида, – промолвил шеф. – Если бы у нас за такие обиды тех, кто кого-то кинул, убивали, то двух третей населения страны уже не было бы в живых. Сам, что ли, не бросал баб?

– Бывало, но здесь другое, – с доводами своего начальника я был не согласен категорически, – обида обиде рознь. Особенно для таких женщин. Для них довольно большая разница, к какой женщине уходит мужчина: моложе их и красивше или к женщине старше их и менее привлекательной. Если случается последнее, то это воспринимается и как огромная неизгладимая обида, и как тяжелейшее и гнуснейшее оскорбление: ее мужчина предпочел ей женщину, по всем параметрам хуже нее. Это для них даже не как серпом по этим самым причиндалам, а гораздо хуже. Такой выбор женщинами никогда не прощается.

– Ну, а какая женщина признает, что другая женщина ее лучше? Умнее и красивше, как ты выразился, – задал мне вполне резонный вопрос шеф.

– Признается – вы правы – редкая, – ответил я. – Но в душе-то она все равно правильно оценит соперницу. Хотя открыто и будет ее поносить и называть страшной и глупой старухой.

– Пожалуй, ты прав, – уважительно произнес шеф и посмотрел на меня, как младший на старшего. Но это продолжалось мгновение. Потом он снова стал моим начальником, которому просто по рангу положено больше знать и лучше разбираться во всем, в том числе и в женщинах.

– Вы тоже правы, шеф, – поспешил заявить я, в свою очередь. – Все же наиболее заинтересованными в гибели Лисянского являются двое: режиссер Пиктиримов и актриса Аленина. Пиктиримов – поскольку Лисянский пригрозил изъять из проекта вложенные им деньги, если Альберт Андреевич не заменит Аленину на другую актрису, чего режиссер вовсе не собирался делать. Аленина – поскольку живой Лисянский добился бы либо ее замены, либо лишил фильм финансирования. А так деньги вложены, покойник их изъять уже не сможет, съемки успешно продолжаются. Может, еще и усадьба в элитном поселке за ней останется, поскольку, как поведала нам бывшая жена Лисянского, она прописана там вместе с дочерью…