КАМЕРГЕРСКИЙ ПЕРЕУЛОК

Орлов Владимир Викторович

– Значит, вот вы какой, Соломатин, - улыбнулась Елизавета.
– Очень рада, что мы с вами наконец-то познакомились.

«Наконец-то… - удивился Соломатин.
– С чего бы это "наконец-то"? И к чему?»

– И я рад… - пробормотал Соломатин.

– Александра, - сказала Елизавета деловито, - можно тебя на два слова? А Андрей Антонович нас извинит…

– Конечно, конечно, - сказала Александра. И кузины закрыли за собой дверь.

Александра возвратилась в девичью минут через десять. Она была загадочная и будто чем-то осчастливленная или хотя бы обрадованная. Можно было предположить, что ее посвятили в тайны, какие нельзя было открыть неразумным сестрицам и уж тем более Соломатину,

и это усадило ее на трон высокого знания. Вместе с тем она была явно растерянно-удивленная. А может, и удрученная чем-то. Соломатин же посчитал, что при свидании Елизаветы с отобранным кандидатом произошло существенное событие. Но с чего бы Елизаветино «наконец-то»?

– Андрюша, - сказала Александра, - а вам не кажется, что мы совершенно не похожи на вашего напарника Павла Степановича Каморзина?

– Кто - мы?

– Мы. Три сестрицы. Мы и друг на друга мало похожи.

– Что есть, то есть, - согласился Соломатин.
– Вы чрезвычайно разные.

– Ну и…

– Я не понял, - сказал Соломатин.

– Я к тому, - произнесла Александра с печалью, - что мы не обязательно дочери Павла Степановича Каморзина.

Мария и Полина молчали и, как показалось Соломатину, взглядывали на старшую сестру по крайней мере угрюмо.

«Вот значит как!
– соображал Соломатин.
– И для этой папаша лишь паспортный! И ей, цветущей под знаком Моники, подавай более достойное жизненное устроение. Самозванство, самозванство, столь блазнящее время от времени российское бытие! Но он-то, Андрей Антонович Соломатин, здесь при чем? Какое-то нелепейшее несовпадение!…»

Происходило какое-то нелепейшее несовпадение его личности, его сути и его интересов со стихиями девичьей комнаты. С постаментом к бочке Есенина - случай ясный. А сюда в качестве кого его привлекли? Советчиком или опробователем идеи? Оценщиком замысла? В советчики женщинам он не годился вовсе. И уж тем более не годился в советчики женщинам юным, девчонкам размечтавшимся! О том, что от него нынче хотели, он положил не думать. Вон отсюда и более о трех сестрицах не вспоминать. Они и их жизнь ему - чужие, и он им - чужой. Посидел однажды, сморенный блинами и белым напитком, поглядел на пузыри и ритмические движения Полины («Она меня утомила…») и баста. Нельзя пребывать в несовпадениях, нельзя.

– Вы знаете, юные леди, - встал Соломатин, - я, видимо, переусердствовал в застолье, извините, но мне надо на свежий воздух… Слабый я человек, не волевой… и беседу вашу могу испортить…

Он стал пошатываться даже, мол, вот-вот может рухнуть, словно бы потекли перед ним вниз и вверх губы Моники, ноги Курниковой, перевернутые формы мадам Брошкиной.

В коридоре его обхаживали хозяева и гости, уговаривали посидеть и оклематься, свежим воздухом подышать на балконе, а доктор наук Марат Ильич даже стягивал с руки магнитный браслет, обещал моментальную поправку, но Соломатин был тверд. Павел Степанович Каморзин шепотом у двери благодарил его за визит и понимание, советовал исследовать шкатулку и уж, конечно, зазывал на дачу, летом, понятно, когда он устроит постамент и водрузит на него реликвию. Соломатин чувствовал взгляды - Александры, похоже, обиженной, верхняя губа барышни, вечно приподнятая, прижалась к нижней, и Елизаветин взгляд, лучисто-озорной и будто бы Соломатина к чему-то подзадоривавший. Уже перед открытой дверью вынырнула шустрая Полина, заявила: «А не сбегаете ли вы, наш мачо, не сделав Дью?!» Но тут же она была отодвинута (и силой) средней сестрой. Глаза Марии не были уже сонными, они казались большими и в них угадывалось беспокойство.

– Надеюсь, Андрей Антонович, ко всему, что выказывали сегодня Александра и наша кузина, - произнесла Мария, - вы отнесетесь с

осмыслением.

И липкий, выделанный пузырь не вылетел из ее рта.

11

Поутру в воскресенье Соломатина подозвал к себе телефон.

– Здравствуйте, - услышал Соломатин женщину.
– Мне Соломатина Андрея Антоновича.

– Андрей Антонович Соломатин вас слушает.

– Ваш абонентский номер такой-то…

– Да…

– Я вас поздравляю!
– телефонный голос сейчас же стал юным и праздничным, как пионерский горн.
– Ваш номер выиграл приз!

То есть это был уже и не горн, объявление про приз вышло словно бы предоргазмным, эротическим всхлипом-восторгом, вполне равным по силе страсти прославлению чая «Липтон» с двумя нитками.

– Какой приз?
– удивился Соломатин.

– Об этом позже. Скажите пожалуйста, в вашей квартире, при вашем телефоне есть люди в возрасте до тридцати лет?

– От?
– спросил Соломатин.

– От двадцати двух до тридцати.

Слова прозвучали уже деловито (страсть угомонилась) и с паузами, возможно, звонившая заглядывала в необходимые бумаги. Голос ее показался Соломатину знакомым, опасность некая тотчас почувствовалась им, он пожелал нагрубить даме, но не сделал этого.

– Я как раз от двадцати двух до тридцати, - сказал Соломатин.
– Кстати, а почему - от двадцати двух?

– Не суть важно.
– Произнесено опять же деловито и знакомо. Но сейчас же - взвейтесь кострами синие ночи: - Главное, что вы наш лауреат!

– С вручением нагрудного знака?
– спросил Соломатин.

– Что?
– взвизгнул горн.

– Нет, это я так… - сказал Соломатин.
– Но, видимо, ваш звонок должен иметь какие-то последствия?

– Самые лучшие для вас. Мы приглашаем вас посетить завтра, в понедельник, в восемь вечера, банкетный зал нашего офиса. Запишите адрес, Столешников переулок, семь. Добраться к нам…

– Имею представление о Столешникове, - сказал Соломатин.

– Замечательно. Наша фирма имеет название «Аргентум хабар». Извините за обращение к низостям старых ценностей, но для оформления приза желательно иметь при себе документ удостверяющий…

– И квитанции по оплате телефонных услуг… - предположил Соломатин.

– Квитанции не обязательны, но не помешают…

– Форма одежды?

– Желательны вечерние костюмы, но если вы человек свободной профессии, то вам самому и выбирать внешнее соответствие своей натуре.

Сейчас в утончившемся голосе собеседницы услышалось злокозненное ехидство, и он пожелал повесить трубку.

– Подождите, подождите, - услышал он.
– Вот еще что. Деликатный вопрос. Не знаю, как и сказать… Просто должна посоветовать… Прием в честь лауреатов будет иметь импровизационный характер, не исключены самые неожиданные повороты действа с предложением выгодных дел, а потому… А потому я посоветовала бы вам иметь при себе средства, посильные, и не обязательно с видами города Ярославля… Вы меня поняли?

– Я вас понял, - сказал Соломатин.
– Но в нашем разговоре есть некое неудобство, Вы знаете, кто я. Я же не имею возможности произнести, с приятностями, ваше имя.

– Милый Андрей Антонович, это все мелочи. Вот вы придете в понедельник в «Аргентум хабар», я сама отыщу вас и, может быть, не буду вам противна. Вы ведь придете?

– Куда же я денусь, - сказал Соломатин, - от приза и лауреатства?

«Да на хрена вы мне сдались со своим "Аргентум хабаром"!» - высказался Соломатин, уже прижав трубку к аппарату. Наслышан он был о внезапных поздравлениях, призах и выигрышах, сам однажды поучаствовал в бездарно выстроенной авантюре, принесшей ему, суетившемуся, два целковых навара.