Камешек Ерофея Маркова
Шрифт:
– Да ты что? Не знаешь, куды зашел? Карнаухова – наша хозяйка.
Странник удивленно всплеснул руками:
– Батюшки светы, Василиса Мокеевна?
– Она самая.
– А я, пустая голова, думал, что совсем в незнакомом доме ночлег сыскал. Заплутал в метелицу. Шел к Кустовым, а попал к Карнауховой. Сказать кому, так не поверят, что на вашей кухне чай пил. Как здравствует хозяюшка?
– Дома нету. Уж два месяца как в Петербург укатила, да и к сыну в Москву собиралась наведаться.
– Слыхать доводилось, что сынок живописец.
– Обязательно. Только дома живет
– Так, так… Экой чести Господь меня, грешного, удостоил! В эдаком доме ночую. Про хозяйку вашу наслышан. Жизнь живет как хочет и ни перед кем ответа не держит. Сказывал мне о ней камышловский богатей. Женушка его, Любава Лукишна, дружит с вашей хозяйкой.
– Порошина, что ли?
– Она.
– Да не дружит она с хозяйкой. По секрету тебе скажу. Она тайная зазноба молодого хозяина.
– Быть того не может.
– Право слово. Видать, муженек у нее староват.
– Ледащий муженек. Хворый. В постели преет по десять месяцев в году.
– Тогда дело понятное. Молодая. Скушно с ним.
– И тебе секретец скажу. Муженька она не любит. Живет подле него с надежой, что богатой вдовой во всю ширь развернется. Из твоих слов уясняю, что Любава Порошина у сынка Карнауховой вроде как незаконная супруга.
– Вот уж про это, упаси бог, ничего не знаю. Напраслины наговаривать не стану. Баловство в любовь – это одно, а тайное супружество при живом муже – вовсе другая статья.
– Не изволь сумлеваться. Она ему тайная супруга. Потому, что зазноба, что тайная супруга – все одно. Да против такой бабы разве может мужик устоять? Да она только глазом моргнет. Гостит у вас частенько?
– Частенько наезжает, когда молодой хозяин здеся.
– С ее красоты тоже патреты пишет?
– Да с них и началось все. Много их написал. И так и эдак. На одном она во весь рост срисована. Он у нас в верхнем зале на самом видном месте висит.
– Вот бы взглянуть.
– Охота?
– А как же.
– Это можно. Утречком молодая хозяйка поедет провожать Харитониху. Домоправительница в часовню молиться пойдет. Я и свожу тебя.
Встав из-за стола, Осип стряхнул крошки с одежды, в пояс поклонился Алевтине:
– За угощенье благодарствую, голубушка. Теперича укажи путь к ночлегу… Икона в сторожке водится?
– Капитон набожный.
– Вот и хорошо. Утречком не позабудь об обещанном.
В зеленой гостиной куранты пробили одиннадцатый час ночи.
Музыка старого учителя больше не тревожила тишину дома, в нем погуливало эхо от завываний ветра расходившейся метели.
В камине книжной комнаты кумачовыми лентами косматился огонь. Тарас Фирсович, заходя в комнату на носках, уже дважды подбрасывал в камин поленья, и каждый раз они, разгораясь, потрескивают, разметывая искры.
У камина грелись Ксения Захаровна и Мария Львовна Харитонова.
Ксения сидела в кресле, поджав под себя ноги, в бархатном халате, вдавив плечи в мягкость штофной спинки. На шее Ксении на бархотке медальон с бриллиантиками, вспыхивают
Против Ксении, в таком же кресле, сидела Мария Львовна. Она вытянула к огню ноги, обутые в сапожки на меху из красного сафьяна, руки положила на мягкие подлокотники кресла. Лицо строгое. Мало тепла в ее зеленых глазах. Под ними отечные мешки в тонкой паутине морщинок. Рыжеватые волосы с прошвой седины. Кожа на щеках дряблая.
Марии Львовне доходил пятый десяток, но одета она пестро и по-купечески богато. И все же пестрота наряда не могла скрыть следы подступающей старости.
Тени беседующих ворошились на полу, на книжных шкафах и походили на взмахи крыльев больших черных птиц.
Возле кресла Харитоновой на столике в хрустальном графине коньяк. Она всегда любила выпивать понемногу, а после того как проводила мужа в финляндскую ссылку, стала пить сильнее и даже в одиночестве. За последний год как-то разом расползлась и отяжелела. Перестала следить за своей внешностью и только холила пухлые руки, унизанные кольцами.
Поужинав у Ксении, осталась ночевать из-за метели…
У вольского купца, баснословного уральского богача Льва Расторгуева было две дочери – Мария и Екатерина. Их девичья пора прошла среди пьяного разгула родительского «расторгуевского дворца». Мария была старшей. Отец по своему выбору и желанию выдал «своих девок» замуж. Мария стала женой Петра Харитонова. Соединение с новым капиталом дало возможность Расторгуеву еще шире развернуть собственную власть над заводским и золотопромышленным Уралом, так как появление Карнауховой с ее состоянием мешало ему быть непревзойденным миллионщиком.
Катерина стала женой Александра Зотова. Его отец, Григорий Федотыч Зотов, давно привлек внимание Льва Расторгуева. Слава про него гуляла самая мрачная. Он управлял заводами корнета Яковлева и по жестокости к работному крепостному люду затмил свирепство прошлых Демидовых. Но это не волновало Расторгуева. Он знал, что Яковлев, доверив управление заводами Зотову, наживал дикие деньги. Расторгуев решил, что Зотов для него находка, именно он сможет все выжать из крепостных и умножить расторгуевские капиталы. Чтобы получить Зотова к себе, он породнился с ним, выдав дочь Катерину за его сына.
Это было время, когда Расторгуев, стремясь к славе, скупал земли Южного Урала с заводами и приисками, когда откупил от наследников Демидова весь Кыштымский округ.
После замужества обе дочери с мужьями поселились в Кыштыме. Мужья числились управителями, однако никакого участия в делах округа не принимали, а всем правил Григорий Зотов. Поощряемый Расторгуевым, он уже через два года наладил самую страшную кабалу горнозаводского крепостничества, и главным средоточием его лиходейства стали скрытые в лесах Соймовские промыслы. Человеческая кровь обильно заплескивала земли расторгуевских владений.