Камешек в сапоге
Шрифт:
Как — не знаю.
Просто погрузил туда некий массив. Правда, впечатлений от этой «передачи знаний» было выше крыши. Такое впечатление, что мне эту «скрижаль заветов», (мне почему-то сразу представился эдакий каменный монолит), просто вколотили в голову кувалдой. Предварительно расколотив её на куски… на ней же. И мои мозги под напором этих вбитых «знаний» — расплескало по сторонам.
Самое поразительное, что люди были — «глухими», в отличие от животных. То есть они не слышали Бодгу. А вот Схогу повезло, он встретил меня. Я «не глухой» —
А уж как гордился я!!! Этого просто и не передать. Оказывается, про последствия столь радикального вмешательства он не знает, и они могут быть какими угодно. Вот сейчас я раздумывал, например, сразу его грохнуть или чуть помучить, а потом грохнуть. Эта сука подправила там какие-то связи. Нейронные что ли. И все.
И ВСЁ! О-о-о!!!
Ах, да. Как только мы пришли на ближайшую поляну, и расселись друг напротив друга. Он провел э… типа… инициацию.
— Посмотри мне в глаза.
Глаза здоровенные при таком маленьком теле.
Я сел — посмотрел… и всё…
Я ослеп, оглох и в голове у меня…. в голове начало твориться такое… такой жуткий звон и грохот, что стояние на рок-концерте возле колонок могло бы показаться шепотом.
«Поправил, сука!», — я невольно безгласно взвыл. Потому что среди этого грохота моего голоса слышно просто не было.
Я был в темноте… и на свету.
Я видел… звук.
Я слышал… цвет.
То, что творилось со мной вообще не передать словами. Я прыгал внутри себя, как в клетке. Наверное тысячу лет я бесился и выл… и в тоже время спал. Я бредил. Я спал и не спал. А потом через бесконечность я как-то услышал… или увидел голос.
— Обними мир. Растворись в нем. Обними его…
— «Обними»?! Убить бы тебя… — советчик! — взвыл я в ответ.
Но делать было нечего. Меня качало на какой-то могучей и мутной волне. Я мысленно плюнул, раскинул руки и нырнул в муть. А потом я попытался обнять мир, раскинувшись всеми чувствами в разные стороны.
Меня приподняло огромной волной. И…
Хлоп!
Мир… съёжившись схлопнулся в меня.
Очнулся я, лежа на травке. В голове просто гремело и шумело. Маленький такой шум — как в ночном клубе, когда там выступают три пьяных ди-джея одновременно и туда врывается наркоконтроль. По сравнению с тем, что до этого было… просто шум.
В него стала вплетаться… как-то изнутри головы — бесконечно тоскливая нота. «У-у-у-а…» — как жалоба замерзающего и много недель голодного волка.
На эту ноту-звук и стал… нанизываться мой мозг. Стал как-то оплетаться вокруг него, как вокруг стержня. Потом тоскливая нота почему-то закрутилась, как штопор.
И вдруг снова — ХЛОП! И всю эту гадость вырвало из меня, как пробку из бутылки. И я снова оказался — «просто лежащим на траве». Растекшись по ней, как пластилин по батарее. Правда в этот раз я начал различать и запахи.
А
Просто?!
Да мать твою растуды… КАКОЙ-ТО! Не какой-то — а ОХРЕНИТЕЛЬНЫЙ! РАЗОХРЕНИТЕЛЬНЫЙ — мать его!!!
Вот этот «белый шум», чуть не разорвал мне голову. Но человек такой скот, что привыкают ко всему. Я немного повыл и покатался по земле. Чуть погрыз её, потому что от боли у меня просто вылезали глаза. Но всё-таки я дождался. Дождался и шум чуть улегся. Потом пошел на спад и как-то потихоньку стал — фоном. Фоном от разных живущих и живых.
Я понял, что такое счастье. Вы не знаете? А я вам скажу!
Счастье это… — ТИШИНА!
Просто когда чуть-чуть тише. И в твоей голове не играют четыре вусмерть пьяных народных оркестра. Шотландских волынщиков, русских народных, чукотских горловых и африканских там-тамов и барабанов. Причем все они играют изо всех сил и каждый своё. Когда перестают барабанить литавры и бубны и ты наконец, можешь попробовать двинуть рукой. Например, потянувшись рукой к бластеру, чтоб попробовать пристрелить… эдакого затейника.
Так мало того! Как только чуть притихло, я каким-то образом стал через шум даже наши «Шершни» видеть. Как мертвое — посреди живого. Они виделись в окружающем белом шуме, как островки мертвого пространства. Зашибись!
И что этот «экскриментатор» сделал со мной?
Я попытался было вскочить, но удалось только застонать и поднять голову.
— Сука-а… — прохрипел я пересохшим горлом.
— Живые — рады видеть тебя… и приветствовать.
Мои пальцы мучительно скребли землю в безуспешной попытке дотянуться до ствола и разом оборвать столь никчемную жизнь. Жизнь, в которой такой придурок как я, мог поверить волосатому извращенцу.
— Ом-м…, — он в моей голове «произнес» какие-то звуки. И я почувствовал себя гораздо счастливее. Это был почти оргазм, — шум сильно пошел на убыль. — Ом-м…
И… я бросил попытку дотянуться до бластера, и вместо этого радостно схватился за бестолковку — она была на месте. Вот оно — счастье…
…я лениво повернул голову и посмотрел на солнце. Оно ощутимо придвинулось к зениту. Моя голова была пуста. В ней царила гулкая пустота и самое главное — она не болела.
— Что, больше боишься? — задал мне вопрос волосатый гном.
— Да не, не боюсь. Ваши методики — это супер…
Он довольно зафырчал. Мысленно. Как камешки в голове прокатились или как по голой коже провели мехом — только изнутри головы. Чувство такое…
Глава 12
Велик и могуч русский язык, а рифма к слову ЗВЕЗДА всегда лезет в голову одна и та же…
Я развалился на траве поудобнее и продолжил разговор.
— Спрашивать тебя Схог о том, пойдешь ли ты дальше с нами бесполезно. Ты — не пойдешь?