Камин для Снегурочки

Донцова Дарья

– Извините, – пробормотала я и выпала в коридор.

– Нашлась! – заорал, налетая на меня Ванька. – Дуй в машину, опаздываем!

– Костюм…

– Я его на место пихнул, ботинки и шапчонку тоже.

– Но бюст…

– Плевать.

– Как же…

– Вот так! – рявкнул Ванька и поволок меня вниз.

– Все равно трансвеститы правду узнают, – вздохнула я, – им сейчас расскажут, какой «стриптиз» Глафира устроила, они вытащат комбинезончик и живо сообразят, что к чему!

– Нас уже тут не будет, – успокоил меня Ванька, распахивая дверь автомобиля, – не пойман – не вор. Начнут предъявлять претензии,

ответим: «Чего пристали, вы нас видели сами? Вот и молчите».

На второй концерт, в клуб «Соты», явился Свин. Увидав его, я быстро сказала:

– Вели Глафире меньше есть!

– Почему? – удивился продюсер.

– Ей юбка мала!

Свин поскреб в затылке, потом почти ласково пробасил:

– Иди кофе глотни за мой счет.

– А за свой я не могу, денег нет, – парировала я.

Продюсер чихнул, вытащил из кошелька две розовые бумажки и царственным жестом протянул мне:

– Ни в чем себе не отказывай! Вернешься через полчаса.

Я нашла Ваню и спросила:

– Хочешь кофейку?

– Можно, – согласился парень, – если ты угощаешь.

– У меня двести рублей, – быстро предупредила я.

– Нищета, – горько вздохнул Ваня, – пошли.

Мы устроились за крошечным столиком у стены и получили две наперсточные чашечки кофе.

– Охота людям по ночам танцевать ходить, – вздохнула я, – нет бы спать себе тихонечко в кроватках!

– Типун тебе на язык, – фыркнул Ваня, – еще, не дай бог, услышат и разбегутся, мы тогда без денег останемся. Пусть уж отплясывают, и им хорошо, и нам приятно!

– Ты Настю Звягинцеву знал?

– Ага, – кивнул Ванька, – как не знать? Она первой Глафирой была. Я с самого начала говорил Свину: «Не выйдет из нее ничего». Путаная девка, с каким-то бизнесменом жила, а потом там неприятная история случилась. Любовника ее прирезали, Настька заболела, пропала, вот Свин вместо нее другую и приволок и Глафирой сделал. Теперь имеем третий вариант.

– Скажи, я на нее похожа?

– На кого? – Ваня поставил чашку на стол.

– На Настю.

– Ну… фигурой, цветом волос, – стал перечислять он, – а так нет, конечно. Если только издали, она тоже тощая была, самая мелкая из Глафир. А почему интересуешься?

– Да так, – протянула я, – просто из любопытства. Ко мне пару раз за кулисами люди подходили, восклицали: «Привет, Настя!» – а потом извинялись: «Простите, мы вас со Звягинцевой перепутали».

Ваня взял пластмассовую ложечку, повертел ее в руках, а потом резко сказал:

– Врешь!

– Я никогда не лгу!

– Прям смешно, – скривился парень, – считаешь меня за лоха? Да Свин запрещает солисткам кому-либо свое настоящее имя называть! То, что первая Глафира в миру Настька Звягинцева, знал очень ограниченный круг людей. Их уже давно нет при сцене, состав группы менялся, я один из старых остался. Настю теперь никто не помнит, да и знали ее за кулисами плохо, она мало совсем проработала, а потом исчезла. Что ты задумала? Хочешь сама Глафирой стать? Даже не надейся!

– Почему? – Я решила поддержать разговор.

– Старая ты! – гаркнул Ваня. – Выглядишь ничего, фигура как у девочки, только морда скоро разваливаться будет. Нет, в таком возрасте не начинают. Тебе сколько лет?

– Неважно, – я постаралась уйти от щекотливой темы.

– В сорок впервые на сцену не вылезают, – ухмыльнулся

Ваня, – справил четыре десятка – и уходи с подмостков. В свете софитов хорошо лишь юные смотрятся. Хоть сто подтяжек сделай, хоть ноги к щекам пришей, а моложе не станешь. Сколько раз я на певичек глядел и думал: всем вы хороши, кудри блондинистые, грудь торчит, попа тоже, морщинок нет, шея лебединая, а народу понятно, что бабушка! Вот скажи, почему? То ли блеск в глазах другой, то ли энергетика иная, но сразу ясно: этой двадцать, а той, такой же шикарной, уже пятьдесят и пора переходить на амплуа благородной матери. Режиссером становись, продюсером, организовывай шоу, но не скачи сама с микрофоном. Я уважаю старость, но не тогда, когда она в мини-шортах, спрятав варикозные ножки в утягивающие колготки, строит из себя Лолиту. Надо уметь вовремя уйти в тень, но что-то никто не торопится! Нет, Танька, тебе нечего о сцене мечтать, ушло твое время.

– Не знаешь, случайно, где сейчас Звягинцева?

Ванька пожал плечами:

– Мне сие неинтересно.

– Ладно, – кивнула я, – а кто такая Ира Кротова?

Ваня вздрогнул:

– Ты откуда ее знаешь?

– Она ко мне сама подошла, мы очень мило поболтали о том о сем.

Звукооператор вытащил сигареты.

– Надеюсь, ничего такого про Глафиру ты не наболтала? Имей в виду, Кротова пиранья, с ней в один аквариум лучше не поподать. Она страшный человек. Живет как гиена, питаясь падалью. Ирочка очень любит на новенького налететь, ну, того, кто недавно в шоу-бизе, еще не разобрался, что к чему. Сначала она ласковая, такая вся карамелька-шоколадка. Ну люди и расслабляются и начинают языками чесать, дураки. А наша Ирочка в кармане всегда включенный диктофон держит, ясно?

Я кивнула.

– Да, она, кстати, меня тоже спутала!

– Со Звягинцевой? – удивился Ваня.

– Нет, со своей сестрой.

– С кем?

– Ну вроде у нее сестра была, а потом пропала неизвестно куда, – быстро соврала я, – вот Ира и решила, будто я – это она. Обозналась, говорит, мы очень похожи. Ты ничего про Таню Кротову не слышал?

Ваня подергал себя за левое ухо.

– Брешет она, – уверенно заявил он наконец, – вот сучара! Нюх, словно у гепарда! Небось заподозрила что-то про Глафиру и решила тебя охмурить.

– У нее нет сестры? – поинтересовалась я.

– Не знаю, – протянул Ваня, – она про себя ничего не рассказывает, слова лишнего не вымолвит. Может, и имеет родственников… Только никогда бы она тебе не стала про свои секреты трепать. Нет, явно хочет что-то вынюхать! Пошли, а то сейчас Свин взбесится.

Я вернулась назад и увидела, что продюсер ухитрился невесть где раздобыть для Риты коротенькое блестящее платьишко на тоненьких бретельках, а к нему босоножки, состоящие из спицеобразного каблука и двух паутинообразных ремешков.

Глафира отправилась петь. На этот раз ничего экстраординарного не произошло, никаких бьющих в небо фейерверков и похабных картинок. Встречали певицу с умеренным восторгом, никто особо не прыгал от счастья, услыхав тоненький голосок, льющийся из динамиков.

– Наша Глаша словно холодная геркулесовая каша, – прозвучало сбоку, – видите, стишок получился! Может, мне начать песни писать? Глаша-каша! Можно схарчить лишь от очень большой голодухи!

Я посмотрела на говорившую и узнала Ирину.