Камыши на краю космоса

Латай Нина

Рассчитать можно было все, в том числе и девушек.

Началось знакомство. Аспирант применил всю известную тактику обольщения: он возил Верочку по всем подмосковным усадьбам, один раз подарил цветы и один раз шоколад.

Новый поклонник очень много говорил, рот у него не закрывался ни на секунду. Вере нравилась его болтовня, ей было не скучно с аспирантом, даже интересно. Это ее и сгубило. К тому же Вере льстили ухаживания почти взрослого и серьезного мужчины, статус которого был не в пример выше студенческого.

Потом пошли прогулки на Ленинских

горах, расстегнутые в укромных местах пуговички на груди, поцелуи и прочие знаки внимания и обольщения. Апофеозом этого процесса было приглашение Веры и ее мамы в Большой театр на оперу «Евгений Онегин». После прогулок, прощаясь, они целовались, прячась от ветра у стен высоких корпусов общежития. Вере не нравились эти поцелуи. Она была к ним равнодушна, но почему-то их позволяла.

Когда Вера заболела и попала в больницу, аспирант просиживал с нею все вечера. А однажды Вера попросила его проверить домашнее задание по физхимии, где у нее не сходился ответ. Он проверил, оказалось, что ответ правильный, только запятая поставлена не в том месте. Этот казус дал новому ухажеру основание полагать, что Вера нарочно поставила не там запятую, чтобы удержать его, потому что к тому времени, когда случилось это задание, они уже расстались.

Физхимия привела к новому витку развития отношений, после чего Вера уже вышла замуж за аспиранта. У нее были на то свои причины. Нет, она не была беременна.

Все дело было в каплях…

По сторонам улицы, ведущей от метро к институтскому общежитию, были посажены молодые липки. Когда Вера возвращалась после лекций назад в общежитие, она всегда смотрела на ветки этих деревцов. В пору межсезонья, слякотной московской осенью или такой же серой весной на этих липовых веточках, причудливо изломанных, с крупными круглыми почками, всегда висели капли дождя. Это было настолько красиво, насколько же и печально.

Эти печальные капли представлялись Вере некими странными символами ее одиночества.

Убегая от этих капель, Вера и вышла замуж, для того чтобы больше их не замечать.

Ведь когда ты не один, можно и не обращать внимания на грустный дождь, можно его попросту не заметить.

Правда, и потом Вера часто смотрела на липовые ветки после дождя, но это уже казалось ей больше красивым, чем грустным.

Иногда, впрочем, капли снова начинали грустить…

Что делать, жизнь переменчива.

Хокку. Подражание

Смотрю в окно. Печальные капли на ветках березы.

Бусинки, слезы ли, льдинки.

Весенний дождь.

Хорошая температура

Мой внук идет в поход. Впервые. Внук – худенький, астеничный подросток. Я против, но меня никто не спрашивает. Разрешение дают родители, а они уже отпустили.

У дочери грудной ребенок трех месяцев от роду. Ей некогда переживать о старшем. Я же в силу своей роли бабушки переживаю обо всех, особенно о старшем, ведь ему придется остаться одному, без семьи.

Перед отъездом внук приносит

ко мне рюкзак. Рюкзак уже собран. В высоту он немного ниже Владика. А весит… Сколько же он весит? Я даже не могу этого предположить.

Я пробую поднять рюкзак. С трудом отрываю его от земли. Это я – взрослая женщина. Как же его будет поднимать внук? У меня ощущение, что рюкзак весит столько же, сколько и его хозяин.

А ведь этот рюкзак нужно еще нести на себе целый день. Я понимаю, что это НЕВОЗМОЖНО.

Я заглядываю внутрь. Может быть, можно что-нибудь выбросить. Но внук говорит, что там нет ничего лишнего, все самое необходимое. Я тоже вижу, что лишнего нет.

В ужасе я звоню своей питерской подруге Вере. Вера всегда меня утешает, даже в самых безнадежных ситуациях. На мои сетования по поводу рюкзака Вера отвечает, что в молодежной среде царит дедовщина и что взрослые походники нарочно складывают все на маленьких. «Скажи спасибо, если он вернется живой», – говорит Вера.

Вот это называется утешила. Если даже Вера… У меня начинается паника, но отменить поход своей властью я уже не могу.

Наутро Владик уходит. Я провожаю его до калитки. Целую в лоб на прощанье. Уходит худенький, маленький мальчик с большим рюкзаком.

Начинаются дни ожидания.

Я не сплю, а если засыпаю, то вскакиваю в четыре часа утра от ужаса, что мой ребенок замерзает на холодной осенней земле.

Я нахожу все успокоительные, какие есть в доме, и начинаю их пить. После этого уже перестаю вскакивать по ночам.

Мы звоним Владу. Телефон не отвечает. Связи нет. Да ее и не должно быть. Там, где они идут, нет сети.

Выясняется, что внук оставил дочери какой-то телефон. Звоним. «Поисково-спасательная служба Украины слушает», – отвечают нам по громкой связи.

Мои начинают смеяться. Я понимаю, что они принимают это за розыгрыш. Но я-то понимаю, что это никакая не шутка.

Это действительно телефон спасательной службы, которая отслеживает маршрут нашей группы.

Нас просят назвать фамилию руководителя группы. Оказывается, у них там не одна такая группа из Москвы.

Спасатели говорят, что вечером руководитель выходил на связь по рации, что у них все в порядке, они идут по маршруту и сегодня ночуют на перевале.

«Не волнуйтесь, погода на перевале хорошая», – говорят спасатели. «Спросите, какая хорошая? – прошу я. – Какая там температура?» «Хорошая температура, – отвечают спасатели, – плюсовая».

Я бросаюсь к компьютеру, отыскать этот самый перевал.

Вечером узнаю из телевизионных новостей, что ночью там плюс три градуса, зато днем – плюс двадцать.

Но это меня не утешает. Мои опасения подтверждаются. Мой ребенок спит на холодной промерзшей земле.

Я выглядываю в окно, в сад, и вижу покрытую снежком мерзлую ноябрьскую землю. Осень. Почти зима. Холод. И там мой внук.

Мне еще больше жалко его потому, что он мне практически сын. Я растила его почти одна до четвертого класса. Дочь была занята работой. Это мой ребенок.