Канал имени Москвы
Шрифт:
— А?! Говори, где?! А ну, давай снимай!
На сей раз даже те, кого пару секунд назад ремарка Хардова развеселила, выглядели опешившими. Молчание сделалось ещё более густым. Наконец Хардов удручённо вздохнул.
— Командир, признайся, — попросил он, — зачем вы водите с собой сумасшедшего? С каких пор их стали привлекать к спецоперациям?
Командир группы захвата отчего-то перевёл взгляд с бледного лица Юрия Новикова на ярко палящее солнце, затем он посмотрел на Хардова.
— Гид Хардов, прошу извинить нас за причинённое беспокойство, — произнёс старший. — У водной полиции Дмитрова к вам нет больше вопросов.
Лицо
— Ты сейчас мне за всё ответишь! — завопил Юрий Новиков.
А дальше никто не понял, что произошло. Указательный палец Юрия стал давить на спусковой крючок. Это с опозданием успели увидеть все. Но вечером, вернувшись в казармы, группа захвата ещё долго будет обсуждать случившееся. Никто никогда не видел, чтобы человек мог так быстро двигаться. Ведь Хардов стоял в нескольких метрах от новиковского сынка. И тот уже вздумал вести огонь. А вот дальше в деталях люди расходились. То ли Хардов, непонятно как переместившись к Юрию, выбил ствол и поймал его уже в воздухе, то ли просто поднял его руку вверх, неуловимым движением перехватив оружие, а сам оказался за его спиной. Все сходились в одном: вот Хардов спокойно стоит, а через мгновение он уже прижимает к себе обезоруженного Юрия Новикова, а новиковский «макаров» приставлен к его голове, чуть выше виска.
— Я сын главы полиции, — жалобно прохрипел Юрий.
— Вот как? — сказал Хардов. — А по-моему, ты взбесившееся опасное дерьмо.
Кто-то из бойцов наконец прореагировал. Руки потянулись к затворам, чтоб передёрнуть их. Но старший сделал отрицательный жест. И теперь все просто ждали.
— Я партнёр Шатуна! — Голос Юрия Новикова показался совсем осипшим. — Тебе известно, кто это?
— Даже лучше, чем тебе, — заверил его Хардов. — И хочу, чтобы ты кое-что запомнил: если ты ещё хоть раз позволишь себе неуважительно отозваться о моих спутниках или о любых моих знакомых, то при всём уважении к перечисленным тобой лицам я пущу тебе пулю в лоб. Ты меня понял?
Юрий молчал. И Хардов чуть выше завёл свой локоть под его горло:
— Я тебя спросил кое о чём.
— Я понял, — сдавленно простонал Юрий. — Отпусти! Понял. Отпусти!!!
Хардов так и поступил. Затем он протянул «макаров», держа его за ствол, старшему и спокойным будничным тоном, будто ничего не случилось, попросил:
— Командир, держи это от него подальше. Он очень опасный сукин сын.
Старший принял оружие. Он уже заметил, как кое-кто из его бойцов поглядывает на Хардова. Такое трудно было с чем-либо спутать. На лицах некоторых бойцов сейчас запечатлелось простое выражение прямого и полнейшего восторга.
— Хорошо. Я постараюсь, — пообещал командир группы захвата.
И всё закончилось.
9
«Голова болит несносно, просто раскалывается». Это была первая мысль Хромого Лавра, когда он пришёл в себя. А ещё голова казалась какой-то пустой, и боль словно сковала её обручем. Хромой Лавр попробовал пошевелиться и не почувствовал затёкших ног.
— Симеон, — слабо прохрипел он. — Матвей…
Хромой Лавр уставился на дверь, не понимая, как такое возможно, чтобы охранники ушли без дозволения… И тут он вспомнил.
«Меня ограбили. — Лавр поморгал, подтягивая под себя ноги. —
«Ограбили. Но хорошо, что не убили. Жив курилка, жив». Он повторил попытку, теперь облокачиваясь на стол. Высохшее горло болело, будто изрезанное, и сейчас ему потребовался большой глоток слюны. Это не принесло облегчения, лишь приступ тошноты подкатился из желудка. Хромой Лавр вцепился в край стола.
— Меня ограбила баба, — шершаво выплюнул он. — Средь бела дня! Пока её подельники разбирались с моими парнями.
Рой самых мрачных мыслей уже пробрался в его болевшую голову. В том числе и о том, что он сейчас поставит на уши весь «Лас-Вегас» — нападение произошло средь бела дня, и о том, что откопает ту стерву из-под земли и лично живьём сдерёт с неё кожу. А потом неожиданно всё стихло.
Хромой Лавр стоял посреди своей комнаты и хлопал глазами. Его коробка с ячейками, куда он складывал дневную выручку, сортируя всё по точкам сбора, покоилась на столе. Рубли столбиками, дмитровские ассигнации разложены по номиналу и перевязаны нитками — ничего не тронули.
С правой стороны стола находился неподъёмный металлический ящик, обшитый деревом под цвет остальной мебели, с хитрым замком, ключ от которого Хромой Лавр носил на шее. Там грабителей ждал гораздо более крупный улов — касса…
Спустя минуту Хромой Лавр тупо смотрел на ключ в своей руке, которая всё ещё дрожала от волнения. Ящик не вскрывали, касса была на месте.
Он облегчённо вздохнул — обошлось, хвала небесам. Обнаружил, что листки с важной и тайной бухгалтерией слетели со стола, но… их тоже не тронули. Даже его позолоченный «стечкин», за который любой лихач на канале продал бы душу, и тот не взяли.
Всё было на месте. Хромой Лавр нахмурился. «Тогда чего ж, а? Зачем?»
Совсем скоро выяснилось, что оба его охранника живы и здоровы, хоть и провели какое-то время связанными, с кляпами во рту, в обществе друг друга, швабр и половых тряпок.
Что всё это значит? Хромого Лавра вдруг посетила смутная и неприятная мысль, что, может, он ещё не очухался и всё это ему просто кажется. Что всё так хорошо? И вовсе всё не обошлось?
Это было неправильно. Непонятно. Если б что-то взяли… совсем другой разговор. А так… Это какая-то ерунда! Это не по-людски. Неправильно. Не пропало ничего. Вообще никакого ущерба. Ничего не изменилось, всё осталось по-прежнему, будто никто и не приходил. Только голова гудит. Тогда зачем?
Неправильно.
Это было непонятно, и это… пугало. Подобные безупречные нападения не организуют просто так.
— Ну что, будем подавать жалобу? — потирая висок, спросил уже небледный Симеон.
Хромой Лавр угрюмо взглянул на своих охранников. Всё же кое-какой ущерб ему удалось обнаружить. Одно небольшое измененьице он всё-таки нашёл. Прицел телескопической трубы оказался сбит. Хромой Лавр всегда отличался постоянством, граничащим с педантизмом. И всегда заканчивал наблюдение за работой своих «нищих» одинаково. Труба должна была быть повёрнута в сторону Яхромы. Потому что предпоследней шла лакомая развилка Дмитровского тракта, и в завершение длинного трудового дня — яхромские причалы, куда уже под утро яхромские велорикши доставляли игроков и иную гулявшую публику.