Канал имени Москвы
Шрифт:
А потом её рука застыла в воздухе. И она забыла о благовониях. Рыжая Анна задумчиво смотрела на то, что уже лежало в её сумочке. И… ей показалось…
— Зачем ты доверяешь мне такую ценность? — спросила она сегодня утром у Хардова.
— Знаю, что передаю в надёжные руки.
— Я не об этом, — отмахнулась Анна. И настойчиво повторила: — Почему?
— Мне кажется, так надо.
— Но… ещё рано. Не всё совпало. Ведь так?
— Вроде бы.
— Я слышала, что… скремлина Учителя так и не нашли. Даже не нашли останков
— К сожалению, это так.
— И потом, Тёмные шлюзы… Ещё рано. Тихон говорил…
— Поверь мне, Анна, ни Тихон, ни я не сможем тебе сказать, сколько всего должно совпасть в этот раз. Мы этого не знаем! Вот в чём вся загвоздка.
— Понимаю.
— Держи. — Хардов взял её за руку и вложил в её ладонь то, что намеревался передать. И Рыжая Анна сначала вздрогнула, а потом улыбнулась.
— Хардов…
— Да, я знаю. Возьми, лучше, если это будет рядом.
…Рыжая Анна задумчиво смотрела на то, что хранилось в её сумочке, пытаясь понять, что сейчас увидела. Или… ей померещилось.
(сколько всего должно совпасть)
Ей вдруг остро захотелось коснуться этого предмета. Даже погладить его, но… почему-то это показалось ей кощунственным. Хотя Хардов им пользовался.
Она всё же решилась и дотронулась до костяной поверхности бумеранга. Потом палец её скользнул к латунной трубке. И Рыжая Анна снова улыбнулась. Потому что почувствовала, как и сегодня утром, умиротворяющее тепло. Словно это было живым. Словно она почувствовала заключённую в нём пробуждающуюся силу.
Хардов этим пользовался. А прежде он хранился у Тихона. Это был манок Учителя.
Ощущение глубочайшей, но простой, словно она всегда была на поверхности, и радостной тайны накатило на неё.
— Ведь это всегда лежало перед глазами, — восторженно прошептала она.
Наверное, Рыжая Анна не до конца знала, о чём говорит. А возможно, этого нельзя было выразить словами. Но она снова коснулась манка Учителя. Улыбнулась. Вздохнула… И поняла, на что это похоже. Когда-то у неё был скремлин, маленький, ласковый и очень отважный светло-бурый хорёк, который сейчас жил свободным. Тихон учил её «услышать» сердце своего скремлина. И когда это случилось впервые, она пережила нечто подобное…
Не без некоторого усилия Рыжая Анна заставила себя отвернуться к окну. Солнце уже село. Она сложила несколько футлярчиков с новыми благовониями в соседнее отделение и закрыла сумочку.
Пора. Впереди было много дел.
14
— Ты можешь снова пригласить меня на танец, — произнесла Ева.
— Я? Танец? Ева…
— Ничего не говори. Просто пригласи.
— Ева…
— Постой. — Нужно было говорить о чём-то другом, и Еве это удалось. — Хардов велел
— Да. Но им ничего не угрожает… С ними же Хардов.
— Хорошо. Но… у меня есть ещё одно. Старомодное. Мамино… Я взяла его с собой.
— Понимаю…
— Не понимаешь! Я не хочу танцевать в штанах и в хардовской куртке, Фёдор. Вот о чём я.
— А-а…
— Выйдешь ненадолго? Мне нужно переодеться.
— Какая ты красивая! — десять минут спустя восхищённо выдохнул Фёдор.
— Вот. — Ева несколько смущённо провела руками по своему наряду. — Оно немного старомодное… Но я его очень люблю.
— Оно тебе очень-очень идёт.
— Спасибо.
— Ева, я… Я придумал кое-что.
— Что, Фёдор?
— Я приглашаю тебя на бал.
— Что?
— Я хочу пригласить тебя на бал!
— Ты… Зачем так шутить?
— Я не шучу. Там, — Фёдор махнул на дверь, за пределы их комнатки, — бал-маскарад летнего солнцестояния.
— Знаю… Конечно же, лучший бал лета! Я была один раз. Но нам нельзя, Фёдор.
— Нам можно. Я не хочу, чтобы сегодня так… Прятаться взаперти.
— Мы беглецы, Фёдор. Увы… Я-то точно. Нельзя.
— Конечно, можно, — с бодрой настойчивостью гнул своё Фёдор. — Ты кое-что забыла. Это бал-маскарад.
Ева молчала, поэтому Фёдор весомо повторил:
— Бал-маскарад. Понимаешь? Мы можем не открывать лиц.
— Ты… Да. Но… Х-м-м…
— Один танец.
— Фёдор, но она… Анна…
— Она ничего не узнает. И никто ничего не узнает. Только ты и я.
— Фёдор, ты… Не искушай меня, потому что я соглашусь.
— Так и соглашайся! Помнишь старую сказку о гиде и Прекрасной незнакомке, которые ушли в туман?
— Фёдор! Эту сказку знают все.
— У тебя осталась её шляпа с вуалью. Незнакомка. Дай мне куртку Хардова, на лицо повяжу косынку.
— Грабитель…
— Гид! У нас в гимназии был театр… любительский. Я всё предусмотрел.
— Но…
— Мы должны пойти! — с вызовом произнёс юноша, но в глазах его застыла почти мольба. — Неужели ты не хочешь? Мы потом очень пожалеем.
«Когда потом?» — с горечью подумала она. Но в следующее мгновение почувствовала что-то ещё. Неожиданно что-то проступило сквозь горечь, наполнившую её сердце, сильное и радостное. И на одно короткое мгновение она почувствовала себя счастливой.
«Глупый. — Ева с нежностью смотрела на Фёдора. — Я хочу танцевать с тобой. Здесь. Или на балу. И везде… И по-моему, я хочу гораздо более пугающих вещей… И очень боюсь. Поэтому, если уж решил, приглашай меня немедленно!»
— Ева…
А потом она чуть присела, наметив реверанс, как её учили, пока ещё матушка была жива, и серьёзно сказала:
— Фёдор, я пойду с тобой на бал.
— Отлично! — обрадовался юноша. — Один танец, и уходим.
«Именно потому, что мы уходим», — подумала Ева.