Канарис. Руководитель военной разведки вермахта. 1935-1945 гг.
Шрифт:
Глава 13
Подрывная работа
Как мы уже упоминали, Канарис не очень-то жаловал подрывную деятельность. Даже на войне, которую он посчитал бы вполне справедливой и закономерной, Канарис не захотел бы пользоваться подобными методами борьбы с противником, ибо не верил, что с их помощью можно достичь каких-либо заметных результатов, а политику булавочных уколов он принципиально отвергал. На судебном процессе по так называемому «делу Вильгельмштрассе» в Нюрнберге обвиняемый Веезенмайер, отвечая на вопросы прокурора, попытался именно в связи с подрывной деятельностью свалить всю вину на Канариса. Он, в частности, заявил, что по поручению Риббентропа удержал шефа абвера, часто упоминавшегося в связи с движением Сопротивления, от осуществления обширных планов диверсионно-подрывной работы в Ирландии и Соединенных Штатах. Веезенмайер также обвинил Канариса в том, что он-де сознательно посылал людей на смертельно опасные задания; вернуться живыми у них не было почти никаких шансов. В заключение Веезенмайер сказал, что его «глубоко
Нетрудно понять истинные мотивы стремления Веезенмайера, любимца Риббентропа [19] , втоптать в грязь имя покойного Канариса, а потому нет необходимости на них останавливаться. Однако названные им факты требуют более тщательного разбирательства, ибо подобные обвинения легко пристают к человеку, даже если они ни на чем не основаны. Рассмотрим сначала утверждение относительно так называемых «смертников». Известно, что на фронте связанных жестокой дисциплиной солдат посылают на смерть против их воли сотнями, тысячами и даже, как показывает сталинградская трагедия, сотнями тысяч. А вот для выполнения действительно опасных заданий в тылу противника, где человек действует самостоятельно, без всякого контроля сверху, нужны только добровольцы, согласные рисковать жизнью из идейных или корыстных соображений или же ради сильных ощущений.
19
Веезенмайер входил тогда в число ближайших сотрудников статс-секретаря министерства иностранных дел Вильгельма Кепплера.
Не соответствуют действительности и те показания Веезенмайера, что относятся к упомянутой им подрывной работе в Ирландии и Соединенных Штатах. В обоих случаях вполне определенная роль принадлежала и самому Веезенмайеру, правда, совсем не та, которую он открыл суду.
В своем стремлении свести до минимума диверсионно-подрывную деятельность подчиненного ему служебного аппарата Канарис порой преодолевал большие трудности. Дело в том, что в абвере хватало энергичных предприимчивых офицеров, которые жаждали в рамках своих служебных обязанностей совершить что-то выдающееся. И не всегда легко и просто было подобные предложения отклонить, ибо среди молодых сотрудников военной разведки, не принадлежавших к старым кадрам, находилось достаточно восторженных поклонников нацистской идеологии. Было опасно просто так запрещать какую-нибудь широко задуманную акцию; об этом могла узнать служба безопасности, которая с удовольствием использовала бы данный факт как доказательство низкого боевого духа, чтобы очернить перед Гитлером руководство абвера, и без того находившееся у СД под подозрением. Выше мы уже объясняли, почему подобные подозрения были Канарису нежелательны.
И так уж случилось, что в начале 1940 г. один из сотрудников 2-го отдела абвера выступил с предложением использовать в войне против англичан Ирландскую республиканскую армию (ИРА), снискавшую себе еще в мирное время дурную славу террористической организации, причастной ко многим взрывам. С военной точки зрения программа ИРА представляла определенный интерес, особенно тот пункт, в котором говорилось о вооруженном захвате Северной Ирландии. Надо заметить, что ИРА вовсе не являлась армией доминиона (теперешней Ирландской Республики), а представляла собой радикальное военизированное формирование, причинявшее сильную головную боль не только британцам, но и законному правительству Ирландии. Ее участников – весьма разношерстную публику – сплачивала общая ненависть к англичанам. Какая-то часть симпатизировала нацистам, другая придерживалась леворадикальных взглядов. Во время гражданской войны в Испании члены ИРА сражались в составе Интернациональной бригады против Франко. Некоторые из них попали в плен и в 1940 г. все еще находились в испанских тюрьмах. Этот факт припомнился ретивому сотруднику абвера, и он предложил добиться у Франко освобождения пленных ирландцев и использовать их в борьбе с англичанами. Поначалу Канарис не стал препятствовать этой идее, полагая, что, столкнувшись с испанской медлительностью и тенденцией откладывать все на потом, она постепенно утратит актуальность. Руководителю испанского филиала абвера поручили навести через местных чиновников кое-какие справки. Против ожидания, те сработали необычайно быстро. По-видимому, немецкий запрос пришелся им весьма кстати; они в тот момент просто не знали, что им делать с ирландскими военнопленными, а тут неожиданно подвернулась возможность по-хорошему от них избавиться. Ирландских заключенных без промедления передали филиалу абвера и доставили на территорию оккупированной Франции.
Тем временем последовал запрос по данному делу и в имперское министерство иностранных дел, который попал на стол ответственного работника господина Веезенмайера. Между ним и руководством 2-го отдела абвера состоялась беседа, в которой Веезенмайер заявил о своей готовности активно участвовать в подготовке и осуществлении операции. Это дало Канарису желанный повод переложить всю ответственность за реализацию плана, от которого он не видел большой пользы и к которому у него не лежала душа, на имперское министерство иностранных дел. Он заявил, что абвер обеспечит подготовку и переброску бывших военнопленных в Ирландию, но что дальнейшее руководство ими должен осуществлять Веезенмайер. За средствами
Тем временем с помощью министерства иностранных дел удалось уговорить Шона Расселла, жившего в США руководителя ИРА, через Геную (был конец апреля или начало мая 1940 г., и Италия еще не вступила в войну) приехать в Германию. Одновременно среди находящихся в Германии английских военнопленных нашлось несколько ирландцев, готовых участвовать в операции, быть может, в надежде таким путем вернуться в Ирландию. Заботу о Расселле в Берлине взял на себя Веезенмайер, который начал обрабатывать впечатлительного ирландца в духе нацистской пропаганды; причем делал он это настолько бестактно, что вызвал крайнее недовольство Расселла, который жаловался в доверительных беседах офицерам абвера на назойливую манеру Веезенмайера.
В один прекрасный день у Риббентропа состоялось совещание с участием Шона Расселла, Канариса, Лахоузена, как начальника 2-го отдела, и Веезенмайера, представлявшего внешнеполитическое министерство в качестве референта. Было решено Шона Расселла и нескольких его соотечественников – в том числе и особенно «ревностного» борца Франка Райена – высадить на побережье Ирландии, снабжать в дальнейшем эту группу и ИРА оружием и задействовать их в операциях против англичан. В середине лета 1940 г.
Расселла и его соратников посадили в Вильгельмсхафене на выделенную для их транспортировки подводную лодку, которая не мешкая вышла в открытое море. Через 24 часа от командира подлодки поступила радиограмма с сообщением, что Расселл, который и в Берлине выглядел рано состарившимся сердечником, внезапно скончался, видимо, от инфаркта. Одновременно командир спрашивал, как ему следует поступить с остальными. Ему было приказано всех, кто сопровождал Расселла, высадить в Бордо. На этом операция, не успев как следует начаться, завершилась.
Если в связи с планом высадки ирландцев на их родной земле между Канарисом и Риббентропом не было открытых разногласий, то в оценке отношения США к вооруженному конфликту в Европе оба придерживались прямо противоположных мнений. В близких Риббентропу кругах тешили себя надеждой, что Соединенные Штаты воздержатся от участия в войне, Канарис же с самого начала считал, что Америка ни при каких условиях не допустит поражения Великобритании и рано или поздно выступит на ее стороне. Он, в отличие от Риббентропа, был очень высокого мнения о военном потенциале США. Еще во время Первой мировой войны он имел возможность познакомиться с широкими производственными возможностями американской судостроительной промышленности, поставляющей военные корабли и транспортные суда; он также понимал, что у Германии не хватит боевых средств – как надводных, так и подводных, – чтобы надежно блокировать морские транспортные пути союзников. Кроме того, у Канариса были более реальные, чем у Риббентропа, представления об истинной мощи военной индустрии Соединенных Штатов. Из-за различия во взглядах постоянно возникали трения. В рамках подготовки диверсий на американском континенте абвер заблаговременно направил в Мексику своего агента с целью выяснения возможностей для организации подрывных акций в США. Этот человек умел недостаточную практическую деятельность мастерски восполнять фантастическими отчетами и оправдывать финансовые траты за воображаемые диверсии.
Из-за блокады Германии британским военным флотом действенный контроль со стороны абвера был очень ограничен. Канарис и его сотрудники прекрасно видели, что доклады агента об «успехах» составлены в довольно расплывчатых выражениях и содержат мало конкретных данных. В донесении, которое стало причиной распрей с министерством иностранных дел и легло в основу показаний Веезенмайера на Нюрнбергском процессе, агент, в частности, писал: «В Бостоне сжег грузовое судно. Лесные пожары в Джерси. Помешал митингам сторонников войны». Как видно из приведенной выдержки, агент не упоминает названия судна и не сообщает никаких подробностей о совершенных диверсиях. Канарис предполагал – и, видимо, не ошибался, – что агент черпал сведения о своих «подвигах» из американской периодической печати. Шефу абвера, однако, эти победные реляции не были так уж неприятны. С ними на руках он мог говорить высокому начальству, у которого было еще меньше возможностей проверить достоверность сведений, об активности своей организации. А это было крайне необходимо из-за постоянного соперничества с СД. Вместе с тем в этом деле присутствовал и один негативный элемент.
Свои донесения агент отправлял через немецкую дипломатическую миссию, где их шифровали и адресовали в министерство иностранных дел на Вильгельмштрассе. Там донесения расшифровывали и, естественно, читали. Таким путем Веезенмайер и его шеф, рейхсминистр, узнавали об «успехах» агента абвера. Вряд ли Риббентроп в другое время стал бы волноваться из-за какой-то мелкой диверсии в Соединенных Штатах, если бы не рассчитывал удержать Америку от вступления в войну [20] . Поскольку он еще не расстался с этой иллюзорной надеждой, то воспринял сообщения о диверсиях как палку в колесо его политики. В итоге Риббентроп поручил статс-секретарю фон Вайцзеккеру переговорить по этому вопросу с Канарисом.
20
Упомянутая Веезенмайером телеграмма с донесением агента была датирована 29 мая 1941 г., то есть в период, когда Соединенные Штаты и Германия еще не находились в состоянии войны.