Канатоходец
Шрифт:
— Вторая мировая, — сказал он. — В те дни я был парень что надо.
Он взял фотографию и протянул ее Армстронгу. На фотографии молодой Лэсси Виртанен стоял перед истребителем, украшенным свастикой.
— Мой «мессершмитт» — с гордостью произнес Виртанен. — На этой машине я сбил шестерых русских ублюдков.
— Вот как? — вежливо заметил Армстронг.
— Отличное было времечко, — продолжал Виртанен. — Но, Бог ты мой, что у нас была за авиация! Мы летали на любых самолетах. Американские «Брюстеры» и «Хоуки», британские «Бленхеймы» и «Гладиаторы», германские «Фоккеры» и «Дорнье», итальянские «Фиаты», французские «Морен-Солнье»,
Он похлопал себя по ноге.
— Я получил свое в 1944 году — меня сбили над Раисало. Четверо против одного. Приземлился за линией фронта, но выбрался к своим с пулей в ноге, обошел все русские патрули. Да, было время! Ваше здоровье!
Кэри и Армстронг уехали поздно вечером, выслушав длинный монолог Виртанена о военных приключениях, то и дело прерываемый новыми стопками водки. Наконец все кончилось. Усевшись за руль, Армстронг красноречиво взглянул на Кэри.
— Знаю, — глухо сказал Кэри. — Пьяные, опустившиеся люди. Неудивительно, что они топчутся на одном месте.
— Этот человек живет в прошлом, — сказал Армстронг.
— В Финляндии таких множество — эти люди никогда и не жили по-настоящему после войны. Ладно, черт с ними, с Виртаненами, все равно они остаются здесь. Нам придется рассчитывать на Хуовинена.
— Он так торопился разделаться с деловой частью, как будто ему не терпелось поскорее напиться, — холодно заметил Армстронг.
— Знаю, но других людей у нас нет, — Кэри вытащил трубку. — Интересно, как идут дела у Маккриди и у остальной компании на севере? Вряд ли им сейчас хуже, чем нам.
Глава 26
— Я устал, — сказал Хардинг. — Хотя вряд ли смогу заснуть.
Денисон очистил от камней узкую полоску земли, чтобы раскатать на ней спальный мешок.
— Почему? — спросил он, прихлопнув комара.
— Не могу привыкнуть к тому, что ночью светло, как днем.
Денисон усмехнулся.
— Почему бы вам не прописать себе снотворное?
— Пожалуй, — Хардинг вырвал кустик травы и отбросил его в сторону. — Как вы спали эти дни?
— Неплохо.
— Снов много видели?
— Наверное, но ничего не помню. А что?
Хардинг улыбнулся.
— Как-никак стараниями этой крошки я отныне ваш персональный врач, — он кивнул в сторону Лин, которая с сомнением глядела на закипающий чайник.
Денисон развернул свой спальный мешок и уселся на него.
— Что вы о ней думаете?
— С личной точки зрения или с профессиональной?
— Если можно, с обеих.
— Она весьма уравновешенная молодая женщина, — в голосе Хардинга проскальзывали веселые нотки. — Она сумела приструнить Кэри — поймала его в нужный момент. Она двинула мне по больному месту. Одним словом, весьма способная девушка.
— Она очень холодно восприняла известие о смерти отца.
Хардинг закурил сигарету.
— Она жила с матерью и отчимом. За исключением постоянных ссор, ее мало что связывало с Мейриком. Ее отношение к гибели отца можно назвать вполне нормальным. Сейчас она слишком занята другими вещами, чтобы думать об этом.
— Да, — задумчиво пробормотал Денисон.
— Вам не стоит беспокоиться за Лин Мейрик, — продолжал Хардинг. — Она привыкла сама
Диана Хансен спустилась с холма, собранная и подтянутая, в аккуратной рубашке и коричневых брюках, заправленных в высокие армейские ботинки. Сейчас она была бесконечно далека от той холодной софистки, с которой Денисон встретился в Осло. Взглянув на Лин, она подошла к мужчинам.
— Настало время поработать с теодолитом, Жиль.
Денисон поднялся на ноги.
— Они все еще здесь?
— Как и ожидалось, — ответила Диана. — А кроме них еще одна группа. Мы становимся популярными. Выходите на гребень и прохаживайтесь у них на виду.
— Хорошо.
Денисон вынул теодолит из коробки, подхватил легкую треногу и пошел вверх по склону холма в направлении, указанном Дианой.
Хардинг, улыбаясь, наблюдал за его удаляющейся фигурой. Он подумал, что Лин Мейрик могла бы немало поспособствовать выздоровлению Денисона. С точки зрения психиатра это будет очень интересно, но сначала нужно поговорить с девушкой. Он встал и направился к Лин.
Денисон остановился на вершине холма и установил теодолит. Перед тем как приступить к измерениям, он вынул из кармана уже изрядно помятый и замусоленный листок и принялся изучать его. Листок был фальшивкой, составленной Кэри. Рисунок и надписи были выполнены пером («Никаких шариковых ручек в 1944 году!»), бумага искусственно состарена. Листок был озаглавлен «Luonnonpusto», ниже располагалась грубая схема из трех линий, сходившихся к одной точке. Углы между линиями были отмечены с точностью до десятой доли градуса. Каждая линия оканчивалась одним словом — jarvi, Kurrula и Aurio, по часовой стрелке. Озеро, холм и лощина.
— Не слишком много, — сказал Кэри на прощание. — Но вполне достаточно для того, чтобы объяснить, зачем вы бродите по заповеднику с теодолитом. Если кто-нибудь захочет украсть у вас этот клочок бумаги, то пусть не стесняется. Возможно, мы откроем торговлю теодолитами.
Денисон огляделся. Внизу нитью змеилась маленькая речка — Кевойски. Вдали сверкала голубая вода озера, запертого в узкой долине. Денисон наклонился и направил визир теодолита на дальний конец озера. Каждый раз, когда он выполнял эту несложную операцию, у него возникало странное чувство deja vu, [9] как будто он всю свою жизнь занимался геодезическими измерениями. Неужели он был топографом?
9
Deja vu — психический феномен, в результате которого предмет или явление, с которым человек сталкивается впервые, кажутся ему знакомыми. Сопровождается изнурительными попытками вспомнить обстоятельства, при которых произошло это знакомство.
Сняв с лимба показания, Денисон развернул теодолит к холму на другой стороне долины и выполнил новое измерение. Он вытащил из кармана записную книжку, рассчитал угол между холмом и озером, а затем принялся обшаривать горизонт в поисках подходящей лощины. Всю эту бессмыслицу нужно было выполнять тщательно: Денисон знал, что находится под наблюдением. Противники Кэри не теряли времени даром.
Это произошло в первый же день, когда они остановились перекусить.
— За нами наблюдают, — сказала Диана.