Кандидат на выбраковку
Шрифт:
— Конечно, пришлю. Не переживай!
— Пожалуйста, пришли! Не обмани! Мне взять не у кого. А мне тоже скоро домой нужно будет ехать. Я и так за эти два года ни копейки не потратил, — я вдруг обнаружил в своем голосе умоляющие нотки. Видимо, тоже самое заметил и Иван.
— Ну что ты ноешь? — раздраженно поморщился он. — Конечно, верну. Для меня это — копейки. Ты что думаешь, я из-за копеек стану кого-то обманывать?
После его слов я окончательно успокоился. В конце концов, он был мужчина, нефтянник, северянин, глава большой семьи.
Иван уехал. Перед тем как распрощаться, он оставил мне свой домашний адрес. На тот случай, если понадобиться написать ему письмо с напоминанием о долге. «Но, ты не переживай. Писать письмо не придется. Деньги я пришлю без напоминания», — заверил он на прощание.
Happy birthday to you!
По странному совпадению мое переселение в другой мир было назначено и предпринято в день моего рождения. Мне исполнялось двадцать три и происходило это 23 августа 1988 года. Вместо поздравлений и именинного пирога меня ждала дорога в мой ад.
Август в Астрахани — жаркий месяц. А ехали мы часа два с половиной. Самое ближайшее для меня место «по профилю» оказалось в сельской местности, в Камызякском районе, в поселке Волго-Каспийском. Волго-Каспийский дом-интернат для престарелых и инвалидов. Поездка получилась мучительной, с двумя паромными переправами. Если учесть то, что в том году я перенес две операции и еще не вполне от них оправился, если учесть, что дороги в Астрахани оставляют желать лучшего до сих пор, а тогда это было… Каждый толчок на кочках и ухабах отдавался болью… Если добавить августовскую жару… В общем, поездка была настоящей пыткой.
Доехали мы к полудню. Жаркое солнце прокалило насквозь машину. Все мое белье было мокрым от пота, кожа невыносимо чесалась, от тряски ныл позвоночник, вдобавок разболелась и голова. Медсестра, сопровождавшая меня, пошла искать, кто бы меня принял.
Минут через пятнадцать вернулась. Врача не было. Никого не было. Дом-интернат находился в сельской местности и как раз в это время все разошлись по домам, на обед. Нужно ждать.
Прождав часа полтора, медсестра пошла снова. Вернулась она на этот раз уже через полчаса.
— Едем назад. Не принимают.
— Почему?
— Нет справки психиатра. Точнее — она есть, но нет печати, удостоверяющей, что ты нормальный.
— ???
— Едем. Она сказала, так положено.
«Она сказала» и «так положено». Ключевые выражения. Спорить бесполезно. Мы поехали назад. Тем же путем, по тем же ухабам и кочкам, по той же жаре. Никто, пока мы находились на территории дома-интерната, даже не вышел ко мне, чтобы посмотреть. Не предложил воды. Да, в общем-то, я и не хотел воды. Может быть, и хотел, но в то время уже не мог думать о воде. Ни о чем я думать не мог. Было пусто. Пусто, как будто что-то выгорело и в душе, и в голове. В больницу мы вернулись часам к пяти дня. В общей сложности в этот день я восемь часов провел в раскаленной машине.
Нас
Печать поставили на следующий день, и я предпринял вторую попытку перемещения в пространстве на свое новое, и как я верил, последнее место жительства. На этот раз я летел вертолетом. Это была государственная премия. Не мне, конечно, а той растыке, которая забыла поставить печать на злополучной справке. Из-за капли чернил…
Меня на машине довезли до аэропорта, там, через заднюю дверь, загрузили в брюхо этого железного насекомого. Я впервые летал на таком «чуде техники». Вертолет был небольшой, предназначенный для перевозки больных из сельских районов в областную больницу. Так называемая «Санавиация». Шум стоял такой, что заглушал все, даже мои собственные слова, которые я пытался говорить медсестре, грустно улыбаясь. Видно не было ничего. Я лежал на носилках, которые стояли на полу вертолета, сильно чувствуя вибрацию.
Погода в этот раз стояла облачная и летели мы значительно меньше, чем накануне тряслись в машине. Приземлились метрах в пятистах от того самого дома, куда целеустремленно и последовательно помещали меня то ли обстоятельства, то ли государство, которое таких как я предпочитало содержать в медико-социальных резервациях. Через некоторое время к вертолету подошла машина и меня «перегрузили».
Минут через десять после того, как медсестра пошла показывать мои документы в «приемный покой», она вернулась.
— Возвращаемся.
— Как?! — я был близок к истерике. Я не стремился в это место, но я хотел, очень хотел, чтобы наконец закончилось это одуряющее состояние неопределенности. Чтобы можно было начать думать о том, «что дальше»; чтобы можно было осмотреться на новом месте, осмыслить ситуацию и пытаться, пытаться искать какие-нибудь пути к спасению, ну а в случае неудачи, когда придет ощущение окончательной катастрофы — воспользоваться «запасным выходом» и уснуть навеки, осознавая что сделал все, что было в моих силах.
— Возвращаемся, — повторила медсестра. — Нет справки о том, что ты действительно выписан из квартиры.
— Какой справки?!
В тот момент я совсем забыл о бумажке, которую вложили мне в паспорт. Машина двинулась к вертолету. Я ничего, абсолютно ничего уже не понимал. Мозг лихорадочно работал и заставил меня залезть в сумочку, где лежали документы.
— Может, вот это та самая справка? — я вытащил из сумки и протянул медсестре бумажку с печатью.
— Да, наверное.
Машина остановилась, потом развернулась. Подъехали. Медсестра исчезла и быстро вернулась, довольная.