Кандидат
Шрифт:
Вот и сейчас, сидя спиной к угасающему костру, он силился и не мог перебороть желание обернуться и начать с ней долгий, бесконечно долгий разговор о том, что уже столько лет неподъёмным камнем холодело в его груди.
Он хотел сделать так, чтобы её потускневшие после беседы один на один с Юлей воспоминания и вовсе исчезли, растворились без остатка, чтобы она перестала воспринимать его великим и недоступным воином далёких государств, чтобы она почувствовала в нём душу обычного человека, жаждущего теплоты и душевного спокойствия, быть может, куда больше, чем следования заполнившему однажды его разум долгу.
Да,
В тот раз Рэд пересилил себя.
Он завернулся в ненужное ему, но дарящее бесценное ощущение уюта одеяло, поворочался немного на неровной земле, потом затих. Его сон был спокоен и глубок. Сегодня он не был похож на обычное беспамятство без сновидений, что дарило отдых телу, но не давало отдыха душе.
Исили не засыпала.
Она видела его силуэт, она слышала звук его дыхания, она не смела пошевелиться.
Один из тех, кто вытащил её погибающее сознание из ямы, в которую оно угодило после злосчастного кораблекрушения. Эти четверо все были непонятны, они все были смертельно опасны. Но Исили знала — опасаться их следовало отнюдь не ей.
Девушка помнила, какое смятение мог вызвать единый взгляд, брошенный этими чужестранцами в чью-либо сторону. С ней же, да и между собой, гости из неведомых земель общались исключительно приветливо. Много улыбались, их лица всегда были светлы, хотя и озабочены неведомыми ей тревогами. С ними всегда было хорошо, они словно излучали тепло и спокойствие, Юля лечила её, остальные помогали, как могли.
Исили не могла для себя решить, что же она такое чувствовала к этим людям… но верно сказано, что благодарность заменяет сопричастность. Девушка решила для себя, что все они были выходцами с легендарных островов, что лежат за великим Западным Океаном, а сюда приплыли по только одному Ему ведомому делу, в остальном же…
Все эти люди тщательно взвешивали каждое своё слово, стараясь её ничем не обидеть, словно приняли тем самым её в свою семью, и там, посреди Торга, когда все они ещё были вместе, Исили не могла нарадоваться сплочённости и дружелюбию этой компании чужестранцев, которых она едва знала.
Однако, несмотря на внешнюю похожесть поступков, Исили уже сообразила, каждый из них всё-таки был совершенно самостоятельным участником отряда, характеры чужаков были непохожи, она чувствовала это так же чётко, как и то, что эти такие разные люди были частью чего-то большего, особого наития, соединяющего их в единое целое. Она видела, как они сражаются, она видела, как они словно тенями мелькают в пространстве, мгновенно вливаясь в чужое движение, чувствуя друг друга и понимая без слов.
Да, они, эти одновременно жёсткие и светлые душой люди, невесть откуда оказавшиеся в её мире, были едины, но они были и различны одновременно. Как это могло быть, Исили не понимала, но искренне старалась понять. Ведь действительно, материнская забота Юли и тревога за неё сильного мужчины с детским выражением голубых глаз, Джона — они имели один корень, они происходили из общих
Совершенно иным был Рихард, похожий на мрачную тень, исполненный смертельной угрозы, он словно был механизмом, некогда забывшим свою человеческую сущность, он нечасто появлялся, он надолго исчезал, Исили долгое время не могла понять, не плод ли он её воображения.
И — другим был Рэд.
Он тоже улыбался, он тоже был средоточием силы и доблести. Он тоже был её ангелом-хранителем. Но всё же Исили не могла не чувствовать нечто особенное, заставлявшее трепетать её сердце всякий раз, когда она глядела на него. Рэд что-то недоговаривал ей, скрывал что-то.
Но те отзвуки былого, что долетали до неё из глубин его молчания, не причиняли ей беспокойства. Только нежность и горечь перед лицом чужих страданий чувствовала в себе Исили при мысли о Рэде, и это часто её сбивало с толку. Какая-то горчинка омрачала его лицо, ту почти отеческую доброту и любовь, что сияла в нём при взгляде в её сторону. Всё это отдавалось где-то в груди, так что щемило сердце. Ей самой пришлось испытать много всякой мерзости, так что же стоит за спиной этого могучего воина, чьи плечи были отнюдь не так широки, как у силача Джона, но настоящей силы которого, она знала, хватило бы на троих таких, как его напарник. Какое горе сделало его таким замкнутым и таким одиноким?
Чего греха таить, когда ей выпало отправляться в далёкий путь на родину в сопровождении именно Рэда и Рихарда, она была несказанно рада. Юля сделала всё, чтобы поставить её на ноги, да и Джон стал ей верным другом, однако если выбирать… Исили старалась не думать об этом, считать себя неблагодарной ей было непривычно и горько. Пусть же будет, как будет.
Сейчас, при мысли о Рэде, Исили словно почувствовала прикосновение материнской руки к собственной щеке, такое нежное и ласковое.
Свернувшись калачиком под тёплым даже на таком ветру волшебным одеялом, девушка заснула.
Спустя час вернулся Рихард. Его движения были по обыкновению бесшумны и стремительны. Он сделал круг, присматриваясь и проверяя. Лишь закончив вошедшую в кровь и плоть процедуру, оперативник позволил себе расположиться около мерцающих во тьме углей погасшего костра. Осторожно, чтобы ненароком не разбудить, он коснулся пальцами щеки Исили. Только убрав руку, Рихард смог выдохнуть.
Ему нужна была цель. Теперь он её нашёл.
Он был почти счастлив.
Почувствовав на лице влагу холодных капель, Джон попытался открыть глаза. После нескольких неудачных попыток это ему даже удалось. Над ним стоял, склонившись, Рэд, на его лице наливался краской грандиозный синяк — всё-таки Джону удалось в последний момент приложиться.
— Подъём, боец! — позвал далёкий голос, заполнивший голову дребезжанием сотни треснувших гонгов.
— А? Что? — с трудом ворочая головой, ответил тот. Кажется, он понемногу приходил в себя.
— Прости меня, Джон, я не должен был…
— Ничего. Сам нарвался. Нужно же было тебя как-то… растормошить.
— Будем считать, тебе это удалось.
Рэд с трудом, заметно морщась, помог Джону подняться, и они оба, только-только едва держать на ногах, на пару отправились в медчасть. Кажется, Рэд снова улыбался. По дороге Джон лишь раз спросил: