Каникулы Элси

Финли Марта

— Милое дитя, ты дома, и вокруг тебя только друзья.

Это опять был нежный голос миссис Травиллы, и на некоторое время девочка, казалось, успокоилась, но в мозгу ее проплыло что-то новое, и она дико закричала:

— Нет! Нет! Заберите! Я не поклонюсь истукану! Нет, нет, я не буду! — затем заплакала горько и безутешно, причитая так, что невозможно было спокойно слушать. — Ох, папа, не сердись! Я постараюсь быть хорошей! Ох, я совсем одна, никто меня не любит!

— Элси, миленькая, мы все здесь, и мы любим тебя, очень любим, — проговорила Аделаида срывающимся голосом, а слезы неудержимым потоком падали на маленькую ручку, которую

она держала.

— Мой папа, я хочу видеть своего папу, но он сказал, что не поцелует меня, пока я не покорюсь, — голосок был тихий и печальный, а большие печальные глаза смотрели на Аделаиду.

Вдруг она подняла глаза кверху, радостная улыбка озарила ее личико, и она живо воскликнула:

— Да, мама, да, я иду! Я пойду с тобой! Аделаида повернулась и вышла из комнаты, не в силах больше сдерживаться.

— Ох, Хорас, Хорас, что ты наделал! — повторяла она, беспокойно ходя по комнате и заламывая руки.

Вышел доктор, но она была слишком поглощена своим горем, чтобы заметить его. Однако он все равно подошел к ней и взял ее за руку.

— Мисс Аделаида, — ласково сказал он, — это правда, ваша маленькая племянница очень больна, но мы не будет терять надежды. Конечно, присутствие ее отца могло бы что-либо изменить, и, без сомнения, он скоро будет здесь. Но попробуйте успокоиться, моя милая леди, и надейтесь на лучшее, а не то, я боюсь, что у меня будет еще один пациент. В эту ночь я сам останусь с девочкой и хотел бы настоять на том, чтобы вы легли отдохнуть, потому что вам это очень необходимо. Вы уже пили чай?

— Я не могу есть, — покачала Аделаида головой.

— Вы должны хотя бы попробовать, вам это необходимо, — просил он. — Не хотите? Ну что ж, тогда ложитесь, иначе вы обязательно заболеете.

Аделаида смотрела на него с немым вопросом, который она не решалась задать.

— Нет, — ответил он, - сиюминутной опасности нет, и если будут какие-либо серьезные изменения, я вас, позову.

Ухватившись за эту надежду, она уступила и пошла, чтобы прилечь.

Глава 12

Не нелюбовь к своему ребенку помешала мистеру Динсмору немедленно явиться на призыв Аделаиды. Он уехал с того места, где она ожидала его найти, и таким образом, письма не застали его. Но когда, наконец, они попали ему в руки и он прочел о просьбе Элси, чтобы он немедленно приехал, и по дате увидел, как уже давно она болеет, его расстройство и тревога возросли неимоверно. Через час он уже был на пути домой, добираясь день и ночь, на чем только было можно.

Люди удивленно смотрели на молодого симпатичного господина, который, казалось, очень спешил, стремясь достигнуть назначенного пункта, и то и дело смотрел на часы. Всякий раз, когда поезд останавливался хотя на один момент, он выглядел ужасно несчастным. Элси и в самом деле была, как выражалась Аделаида, идолом его сердца, и иногда он страдал совсем не намного меньше, чем она сама. Но воля его была сильнее любви, и он был твердо уверен, что эта разлука с ним вызовет в ней изменения, которых он так желал. Он убеждал себя, что проявляет только законную родительскую волю и поэтому поступает правильно, и конечно же, с самыми добрыми намерениями. Ведь она, как он считал, будет намного счастливее в жизни, если он сразу освободит ее от необходимости подчиняться таким строгим и неподходящим правилам. Но неожиданно его глаза, казалось,

открылись, и он увидел свое поведение в новом свете. Он называл себя скотиной, чудовищем, жестоким палачом и жаждал уничтожить время и расстояние, чтобы прижать свое дитя к себе. Сказать ей, как сильно он ее любит, и заверить, что никогда больше не будет просить ее делать что-либо против ее совести.

Снова и снова он вынимал письма своей сестры, читал и перечитывал их, тщетно стараясь убедить себя, что ничего опасного нет, что она просто не может быть настолько больной.

— Она еще такая юная, — думал он про себя, — и всегда была здоровой, не может быть, чтоб она умерла. — При этом слове он содрогнулся. — Ох, нет! Это невозможно! — восклицал он про себя. — Бог слишком милостив, чтобы послать мне такое ужасное переживание!

Он не получил последнего ее письма и был не совсем готов найти своего ребенка на краю могилы.

На следующее утро, после того как у девочки опять поднялась температура, по улице быстро неслась коляска. Из окошка выглядывал Хорас Динсмор, со слабой надеждой снова увидеть грациозную фигурку, стоящую на ступеньках крыльца, готовую приветствовать его прибытие с радостью и любовью. Но...

— Ух! — воскликнул он про себя, — конечно же, она еще не в состоянии покинуть свою комнату, но мой приезд скоро поднимет ее опять, мою драгоценность! Мой бедный, маленький птенчик! — добавил он со вздохом. Он все еще видел ее печальный, умоляющий взгляд. — Моя бедная крошка, ты получишь всю любовь и ласку, все, что только пожелает твое сердечко. Он выпрыгнул из коляски, смотря вверх на окна, не выглядывает ли она оттуда... Но ее не было видно, и он даже не обратил внимания на то, что все шторы были опущены, так как это была восточная сторона дома, и на нее светило жаркое летнее солнце.

У дверей его встретил слуга, со скорбным и печальным видом, но мистер Динсмор не стал задавать никаких вопросов, а просто кивнув в знак приветствия, взбежал по ступенькам. Он торопился в комнату своей дочери, не обращая внимания на пыль и дорожную грязь на его одежде.

Подойдя к двери, он услышал ее смех.

— Ах, ей, наверное, намного лучше, и скоро она станет опять прежней, ведь я теперь приехал, — пробормотал он про себя, с улыбкой открывая дверь.

Но, увы! Что за картину он увидел! Доктор, миссис Травилла, Аделаида и тетушка Хлоя — все стояли вокруг кровати, где лежала его маленькая дочь, беспокойно мечась и бессвязно бормоча в ужасном бреду. Она то судорожно дрожала от жара и кричала, то смеялась неестественным и истерическим смехом, и так изменилась, что ее невозможно было узнать. Маленькое личико стало худеньким, красивые волосы, которыми он так гордился, исчезли, большие выразительные глаза провалились, и их мягкий свет сменился диким, безумным блеском. Неужели это Элси? Его родная красивая маленькая Элси? Он едва мог поверить в это, и противное чувство ужаса и угрызения совести вдруг сковали его.

Никто не заметил его появления, так как глаза всех были устремлены на маленькую страдалицу. Но когда он приблизился к кровати, с сердцем переполненным для каких-либо слов, взгляд Элси упал на него, и с диким криком смертельного ужаса она прижалась к своей тете со словами:

— Ой, спасите! Спасите меня! Он пришел, чтобы отдать меня инквизиции! Уходи! Уходи! — она смотрела на него с выражением ужаса в глазах, и доктор, торопливо взяв его за руку, увел в сторону.

Но мистер Динсмор не послушался.