Каникулы с невидимкой
Шрифт:
– Зря вы беспокоитесь. Установка неисправна. А если вы все-таки сомневаетесь, я могу вам дать честное слово.
Они переглянулись и успокоились.
Да, если бы честное слово дал Карлсон, я бы сто раз подумал и все равно ему не поверил бы.
Когда они ушли, я вспомнил о своем решении взять в свои руки руководство по борьбе с бандой Карлсона и наше освобождение из плена.
И сказал:
– Мы теперь должны очень хорошо себя вести…
– Опять?
– тут же перебил меня
– Надо будет - попрыгаем, - сурово обрезал его я.
– Мы должны усыпить их бдительность, сделать вид, что смирились со своей судьбой и поняли всю бесполезность борьбы с такими ловкими и умными людьми…
– Как Карпухин, например?
– опять перебил меня братец со смешком.
– Алексей, - пожурил его Майский, - Дима правильно советует, не спорь с ним.
– «В спорах рождается истина», - важно процитировал кого-то Алешка.
– Нередко в спорах она и гибнет, - Майский многозначительно поднял указательный палец.
– История знает тому массу примеров.
– Будем прыгать двумя ногами вместе, будем заново собирать установку. И снег с сарая сбрасывать. Даже, если надо, будем дрова колоть и посуду мыть.
– Лучше наоборот, - опять хихикнул Алешка. Что-то он сегодня разболтался. Не иначе - что-то задумал.
И я прямо спросил его об этом.
И он прямо и скромно ответил:
– Я придумал, как нам удрать. Ни на машине, ни пешком они нас не догонят.
– А как?
– нетерпеливо спросил Майский.
Алешка хмыкнул и пообещал:
– В свое время узнаете.
– Это когда?
– Когда пора придет!
Все, больше он ничего по этому поводу не скажет, я-то его знаю. Пока все не обдумает и не подготовит.
И я опять взял власть в свои руки.
– В этой дырке, - я показал на то место, где начинался короб, - будем дежурить по очереди и подслушивать все их разговоры. И когда что-нибудь узнаем…
– То что-нибудь такое натворим!
– пообещал Алешка, блестя глазами и грозя хохолком.
За это я отправил его подслушивать первым.
Он с радостью согласился. Только потребовал у Майского его пальто:
– А то там холодновато, подстелю и буду слушать.
Он забрал фонарик, втащил за собой пальто, повозился и затих.
Мы с Майским собрали посуду на поднос и постучали в дверь.
Тотчас затопал по лестнице Карпухин, сквозь зубы ругая свои шнурки.
– Спасибо, - вежливо сказали мы, отдавая ему поднос.
– Все было очень вкусно. Особенно «мармалад».
И постарались не пускать его дальше дверей, чтобы он не заметил Лешкиного отсутствия.
– Раскладушечку нам, пожалуйста, еще одну предоставьте, - еще вежливее попросили мы.
– А лучше
– Обойдетесь, - тоже очень вежливо ответил Карпухин и застучал ботинками по лестнице.
– Передай шефу, - крикнул я ему в спину, - что мы осознали свою вину и раскаиваемся в своем поведении.
– И больше так не будем, - добавил и Майский.
На всякий случай мы изобразили на раскладушке Майского спящего человека, с головой укрытого одеялом. Голову изображала мохнатая шапка Майского.
– Я все-таки думаю, - сказал я, - как нам одурачить Карлсона с этой волшебной установкой?
– Не понял…
– Я еще сам толком не осознал, - сказал я.
– Ну, что-то вроде того: убедить его, что он стал невидимым. Пускай идет в банк, хватает деньги, а охрана схватит его на месте. Тогда уж не отвертится.
– Нет, - подумав, не согласился Майский.
– Не получится.
– Почему?
– Потому что невозможно.
– Это не ответ, - вспомнил я любимый довод младшего брата.
– Дима, вы почти взрослый человек… Ну, представьте: выходит из машины Карлсон, уверенный в своей невидимости, нахально шагает в банк, пытается его ограбить… Но ведь люди кругом его видят. А вдруг кто-нибудь посторонится, пропуская его в дверях, или что-нибудь у него спросит? А? Он же сразу догадается об обмане. Чепуха все это! Я уверен!
– А я - нет! Можно все обдумать и…
В это время на лестнице опять застучали ботинки Карпухина и задребезжала по ступеням раскладушка.
– Держите, - сказал он.
– Даже одеяло вам шеф выделил.
– Ему это зачтется, - пробормотал я.
– А где малец?
– вдруг встревожился Карпухин.
– Не ори, разбудишь! Он уже спит давно, - и я показал ему, как крепко спит Алешка, укрывшись с головой. Почти. Потому что из-под края одеяла торчало немного шапкиного меха.
– Чегой-то он?
– удивился Карпухин.
– Устал!
– Я не про то, - он нахмурился.
– Был вроде все время блондин, а теперь «брунет» стал.
Внутри меня все ахнуло. Точно, мы не сообразили - Алешка-то у нас светловолосый, а шапка у Майского из черной собаки.
– С вами не только почернеешь, - сварливо заметил Майский, - поседеешь до времени. Довели ребенка?
– Ладно, ладно, поговори мне, - отстал, наконец, Карпухин и, выйдя за дверь, запер замок.
– Сиди и помалкивай.
Мы перевели дух. Засунули на всякий случай шапку подальше под одеяло. И вспомнили, что пора сменять нашего первого «слухача».
Я заглянул в короб - там было темно и тихо - и шепотом позвал Алешку.
Он не ответил.
Майский опустился рядом со мной на колени и тихонько постучал по железу гаечным ключом.