Каникулы с невидимкой
Шрифт:
Никакой реакции.
И мы немного испугались.
– Может быть, он где-нибудь там на волю выбрался?
– прошептал Майский.
– Или где-нибудь застрял, - прошептал я.
– У вас еще фонарик есть?
– Нет, только один.
– Все равно, я пополз, - я не мог больше оставаться в неизвестности.
И нырнул в кошачий лаз.
Прислушался - тихо, только где-то наверху неразборчиво бубнят голоса. Осторожно пополз вперед и вскоре наткнулся на что-то мягкое. Пальто - догадался я. Протянул руку вперед
Я подергал его за ногу. Нога вырвалась из моей руки и подтянулась куда-то вперед…
И тут я догадался, в чем дело!
И стал пятиться обратно в лабораторию, крепко ухватив край пальто.
Я вытащил безмятежно спящего Алешку из этой норы. От яркого света он проснулся, заморгал и сел.
– Что случилось?
– спросил он, зевая.
– Вставать пора?
Майский рассмеялся:
– Скорее наоборот.
Лешка ни капли не смутился от того, что уснул на посту.
– Они там ничего интересного не говорили. Баба Яга их ругала, а они огрызались. Вот и все. Теперь, Дим, твоя очередь.
– А фонарик где?
– В кармане пальто, - Алешка еще резвее зевнул, даже зубами щелкнул, и бухнулся на раскладушку.
Я сменил его на посту. И, надо признаться, история повторилась. Ничего интересного я не услышал, лежать в темноте было скучно. Но уютно. И я проснулся от того, что за ногу меня дергал очередной сменщик - Майский.
Но он уснуть в коробе не успел. Потому что обитатели теремка разошлись по своим комнатам спать, и подслушивать больше было некого.
В тот вечер мы так ничего интересного и не узнали.
А вот на следующий день мне повезло.
Едва я расправил под собой пальто и погасил фонарик, как послышался возбужденный голос Карлсона. Как я понял, он только что получил очень важное сообщение по телефону. И начал торопливо объяснять Карпухину.
Вот что я слышал:
«Карлсон: Сегодня вечером большой прием в Посольстве. Съедутся дипломаты на прекрасных машинах. Одна из них - белый „Линкольн“.
Карпухин: Класс! К ней запчасти дороже стоят, чем сама машина!
Карлсон: Сможешь угнать?
Карпухин: Я даже паровоз могу угнать.
Карлсон: Паровоз не надо. Куда я его дену? У меня и рельсов-то нет.
Карпухин: Когда там это сборище?
Карлсон: В восемь вечера.
Карпухин: В десять вечера буду здесь. На прекрасном длинном белом „Линкольне“».
Когда я это услышал, то сразу понял, что нам дается великолепный шанс надолго убрать Карпухина - знаменитого угонщика. Которого наш папочка никак не может задержать.
Но как ему сообщить? Вот в чем вопрос.
Я шустро выбрался из норы и рассказал своим сообщникам о готовящемся преступлении.
– Как нам бате сообщить?
– спросил я.
– Был бы телефон, - грустно развел руками ученый.
– Или телеграф, - передразнил
Телефон был. Сотовый. У Карлсона. Но беда в том, что он все время носил его в чехле на поясе и ни на минуту не расставался с ним. Даже в туалет с собой брал…
– Стоп!
– воскликнул я.
– Придумал! Но все нужно будет сделать четко, ни на секунду не ошибиться.
И я рассказал о своей гениальной идее. В случае ее успешной реализации классный угонщик Карпухин ни в десять вечера, ни в одиннадцать, ни даже через год не приедет сюда на белом и длинном «Линкольне».
Глава XIII
РЯДЫ ВРАГОВ РЕДЕЮТ
Наше демонстративное раскаяние и смирение сыграли свою роль. Днем нас выпустили из подвала и даже во двор - немного прогуляться. Правда, под присмотром Карпухина.
Насчет прогулок - это Лешкина заслуга. Он повертелся в холле возле зеркала и начал тяжело вздыхать, разглядывая свое отражение.
– Да… - бормотал он.
– Не здорово… Даже узнать трудно…
– Чего ты там бубнишь?
– наконец обратил на него внимание Карлсон.
– Похудел, - сказал Алешка, - осунулся. Товарный вид потерял.
– Чего-чего?
– Карлсон вытаращил глаза и отложил калькулятор, на котором подсчитывал свои нечестные доходы.
– Увидит наш папа, какие мы бледные, и меньше вам денег заплатит. Или совсем не даст.
– Алешка подождал, пока до Карлсона дойдет эта горькая мысль, и сделал вывод: - Нам обязательно гулять надо. Чтобы иметь цветущие щеки.
– Ребенок прав, - вмешалась Баба Яга, посмотрев на Алешку.
– Он плохо выглядит. Я бы за такого и рубля не дала. Пусть гуляет. На собачьей цепи.
– Ну уж, мама, - вступился Карлсон, - вы уж, мама, совсем… Карпухин за ними присмотрит.
Баба Яга фыркнула и отправилась к себе, а мы в сопровождении Карпухина пошли в ангар за дровами.
Принесли по большой охапке, с грохотом сбросили их у камина и стали его растапливать.
Во всем этом красивом противном доме нам только камин нравился. Особенно, когда в нем дрова трещат. И пламя мечется. Оно какое-то живое - все время играет, меняет цвет, охватывает поленья. И когда долго смотришь на огонь, то становится теплее не только ногам, но и сердцу. Даже забываются все невзгоды и неприятности.
И еще нам нравились самоделки Карлсона. Эти деревянные картинки висели по всему дому. И я часто думал, глядя на них: ну зачем такому талантливому человеку заниматься воровством? Может, это от лени? Красть, наверное, проще, чем упорно трудиться, добиваясь мастерства…
Мы растопили камин и уселись перед ним, глядя в огонь. Карпухин ушел, зато пришел Август и, вздыхая, подсел к нам.
– Как идут дела?
– сразу же спросил его Карлсон, оторвавшись от бумаг и калькулятора.
– Когда восстановишь прибор?