Каникулы в Лимстоке. Объявлено убийство. Зернышки в кармане
Шрифт:
Она забралась в машину, я — следом за ней. Джоанна завела мотор, и мы уехали.
Мы прибыли в «Литтл Фюрц» и вошли в гостиную.
Меган упала на стул и залилась слезами. Она плакала, как ребенок, — всхлипывала и ревела во весь голос. Я вышел из комнаты в поисках лекарства. Когда дело касается чувствительных сцен, подумал я, от Джоанны проку больше, чем от меня.
Вскоре я услышал хриплый, задыхающийся голос Меган:
— Извините меня. Это выглядит по-идиотски.
Джоанна мягко успокаивала ее:
— Ничуть. Возьмите другой носовой
Я пришел к выводу, что Меган нуждается совсем в иной поддержке. Я вернулся в комнату и протянул девушке наполненный до краев стакан.
— Что это?
— Коктейль.
— Коктейль? В самом деле? — Слезы Меган мгновенно высохли. — Я никогда не пила коктейлей.
— Всем нам приходится когда-то начинать, — сказал я.
Меган очень осторожно, маленькими глоточками попробовала напиток, потом лучезарная улыбка озарила ее лицо, она запрокинула голову и одним глотком проглотила все.
— Мне это нравится, — сказала она. — А можно мне еще?
— Нельзя, — ответил я.
— Почему?
— Минут через десять поймете.
— О!
Меган перенесла внимание на Джоанну:
— Я виновата, устроила тут такой рев. Я даже не понимаю почему. Это выглядит ужасно глупо, потому что я так рада очутиться здесь!
— Все в порядке, — сказала Джоанна. — И мы тоже очень рады, что вы у нас.
— Вам-то чему радоваться? Вы просто очень добры и участливы. Но я вам благодарна.
— Пожалуйста, не надо благодарности, — сказала Джоанна. — Это меня весьма стесняет. Вы наш друг, и мы рады, что вы здесь. Все, что вам нужно…
И она повела Меган наверх — устраиваться.
Вошла Патридж — с весьма кислым выражением лица — и сообщила, что она приготовила только две чашки заварного крема к обеду, и что ей теперь прикажете делать?
Дознание провели тремя днями позже.
Время смерти миссис Симмингтон было установлено: между тремя и четырьмя часами. Она была в доме одна; Симмингтон находился в конторе, у обеих служанок был выходной, Элси Холланд гуляла с детьми, а Меган где-то каталась на велосипеде.
Письмо должно было прийти с дневной почтой. Миссис Симмингтон, видимо, забрала его из почтового ящика, прочла и затем, в состоянии сильного возбуждения, взяла глиняный флакон, в котором держали цианид для уничтожения осиных гнезд, растворила таблетку в воде и выпила, написав лишь несколько взволнованных слов: «Я не смогу…»
Оуэн Гриффитс дал медицинское заключение и отстаивал то мнение, которое уже излагал нам, — о состоянии нервов миссис Симмингтон и о ее психической неустойчивости. Коронер был учтив и осмотрителен. Он говорил с горечью, осуждая людей, которые пишут такие подлости в анонимных письмах. Кто бы их ни написал, это безнравственно, и отправивший письмо несет моральную ответственность за убийство, сказал коронер. Он выразил надежду, что полиция скоро отыщет преступника и примет против него или нее меры. Подобный трусливый и подлый поступок заслуживает наказания по всей строгости закона.
Под руководством
Коронер сделал все, что мог, и Оуэн Гриффитс тоже, но чуть позже я, зажатый в толпе возбужденных деревенских женщин, услышал свистящий шепот, с ненавистью произносящий уже хорошо знакомые мне слова: «Не бывает дыма без огня, вот что я говорю!» и «Что-то в этом непременно есть. Иначе она ни за что бы не сделала этого…»
На какой-то момент я возненавидел весь Лимсток и всех этих сплетничающих женщин.
Когда мы вышли наружу, Айми Гриффитс сказала значительно:
— Ну вот и все. Не везет Дику Симмингтону, трудно все это вынести. Хотела бы я знать, есть ли у него какие-нибудь подозрения.
Я был поражен.
— Но вы же слышали, как он говорил, и очень горячо, что в этом лживом письме нет ни слова правды?
— Конечно, он сказал так. Совершенно верно. Мужчина должен защищать свою жену. И Дик будет защищать. — Она помолчала и затем объяснила: — Видите ли, я знаю Дика Симмингтона очень давно.
— В самом деле? — удивился я. — Я понял из слов вашего брата, что он лишь несколько лет назад купил здесь практику.
— Да, но Дик Симмингтон бывал в наших краях, на севере. Я знаю его много лет.
Я взглянул на Айми с удивлением. Она продолжала, тон ее стал мягким:
— Я знаю Дика очень хорошо… Он гордый человек и очень сдержанный. Но он из тех, кто может быть очень ревнивым.
— Это объясняет, — сказал я осторожно, — почему миссис Симмингтон побоялась показать ему письмо или рассказать о нем. Она испугалась, что он, будучи ревнивцем, не поверит ее объяснениям.
Мисс Гриффитс взглянула на меня сердито и презрительно.
— Великий боже! — воскликнула она. — Вы что же, думаете, есть такие женщины, которые пойдут и наглотаются цианистого калия из-за лживого обвинения?
— Коронер, похоже, решил, что это возможно. Ваш брат — тоже…
Айми перебила меня:
— Мужчины все одинаковы: все сделают для того, чтобы соблюсти приличия. Но вам не удастся заставить меня поверить в эту чушь. Когда невиновная женщина получает подобное письмо, она только смеется и выбрасывает его. Именно это я и… — Она неожиданно запнулась и потом закончила: — Сделала бы.
Но я заметил паузу. Я был уверен, что она чуть не сказала: «Я сделала», без всяких там «бы».
И я решил, что объявлю войну враждебной деревне.
— Я понимаю, — сказал я вежливо. — Значит, вы тоже получили письмо?
Айми Гриффитс принадлежала к тем женщинам, которые презирают ложь. Она помолчала немного, порозовела — и сказала:
— Да. Но я не позволила себе обеспокоиться.
— Такое же грязное? — Я спрашивал сочувствующе, как сострадающий друг.
— Естественно. Письма такого рода всегда грязные. Бред сумасшедшего! Я прочла несколько слов, поняла, что это такое, и тут же бросила письмо в корзинку для мусора.