Каникулы в Лимстоке. Объявлено убийство. Зернышки в кармане
Шрифт:
— Для чего, — спросила она, — я хотела вас увидеть?
Я ничем не мог ей помочь. Она стояла, хмуря брови, пребывая в глубоком замешательстве.
— Что-то очень гадкое, — сказала она.
— Прошу меня извинить за это, — пораженный, сказал я.
— А! — вскрикнула миссис Дан-Кэлтроп. — Анонимные письма! Что за историю с анонимными письмами вы привезли к нам?
— Я не привозил ее, — возразил я. — Это здесь уже было.
— Никто ничего подобного не получал, пока вы
— Письма приходили и до нас, миссис Дан-Кэлтроп. Этот ужас начался давно.
— О боже! — сказала миссис Дан-Кэлтроп. — Мне это не нравится.
Она помолчала, и ее взгляд вновь убежал вдаль. Потом она сообщила:
— Я не могу избавиться от чувства, что это нечто дурное. Мы не такие здесь. Зависть, конечно, и злоба, и мелкие стычки с давних пор, — но я не думала, что есть некто, способный на такое. Да, никогда не думала. И это огорчает меня, видите ли, потому что я должна была бы знать.
Ее прекрасные глаза вернулись с горизонта и нашли меня. Во взгляде было беспокойство и искреннее замешательство.
— Почему вы должны были бы знать? — спросил я.
— Я всегда все знаю. Я просто чувствую, что это моя обязанность. Кэйлеб проповедует правильные идеи и отправляет требы. Это обязанность священника, но я думаю, что обязанность его жены — знать, что думают и чувствуют люди, даже если жена ничего не может сделать. А я не имею ни малейшего представления, чей ум оказался…
Она внезапно прервала свою речь, уклончиво добавив:
— К тому же это очень глупые письма.
— А вы… э-э… вы тоже что-то получили?
Я задал вопрос с известной долей робости, но миссис Дан-Кэлтроп ответила совершенно естественным тоном, лишь ее глаза стали чуть шире:
— О да, два… нет, три. Я забыла, что именно в них говорилось. Что-то очень глупое о Кэйлебе и школьной учительнице, так, кажется. Совершенная ерунда, потому что Кэйлеб не имеет склонности к флирту. Он никогда этим не занимался. Он вполне доволен церковной работой.
— Конечно, — сказал я. — О, конечно.
— Кэйлеб стал бы святым, — сказала миссис Дан-Кэлтроп, — если бы не был слишком уж умным.
Я оказался не в состоянии подобрать ответ на подобную критику, но это было и ни к чему, так как миссис Дан-Кэлтроп продолжала говорить, непостижимым образом вновь перескочив от своего мужа к письмам:
— Существует ведь множество вещей, о которых могло бы говориться в этих письмах, но этого нет. И это весьма странно.
— Я бы вряд ли сказал, что они страдают избытком сдержанности, — бросил я резко.
— Да, но не похоже, чтобы автор знал что-нибудь. Что-нибудь реальное.
— Вы полагаете?
Прекрасные блуждающие глаза обнаружили меня.
— Да, конечно, ведь у всех нас есть
— Там утверждалось, что моя сестра мне не сестра.
— А она вам сестра?
Миссис Дан-Кэлтроп задала вопрос с непринужденным, дружеским интересом.
— Конечно, Джоанна мне сестра.
Миссис Дан-Кэлтроп кивнула.
— Это как раз и подтверждает то, что я имела в виду. Осмелюсь сказать, существует другое…
Ее чистые, нелюбопытные глаза смотрели на меня задумчиво, и я внезапно понял, почему весь Лимсток побаивается миссис Дан-Кэлтроп.
В жизни каждого есть нечто тайное, и каждый надеется, что об этом никто никогда не узнает. Но я почувствовал, что миссис Дан-Кэлтроп действительно знает все.
И в этот раз я испытал истинное наслаждение, когда сердечный голос Айми Гриффитс прогудел:
— Привет, Мод! Рада, что наконец-то вас встретила. Я хочу предложить изменить день распродажи рукоделий. Доброе утро, мистер Бартон.
Она продолжала:
— Я должна сейчас заскочить к бакалейщику, оставить заказ, потом я пойду в институт, вам это подходит?
— Да-да, это будет просто замечательно, — ответила миссис Дан-Кэлтроп.
Айми Гриффитс вошла в лавку.
Миссис Дан-Кэлтроп сказала:
— Бедняжка!
Я был в недоумении. Неужели она жалеет Айми?
Она тем временем продолжила:
— Знаете, мистер Бартон, я действительно боюсь…
— Вы об этих письмах?
— Да, видите ли, в них есть намерение… в них должно быть намерение… — Она замолчала, сбившись с мысли, прищурилась. Потом заговорила медленно, словно решая загадку: — Слепая ненависть… да, слепая ненависть. Но даже слепой человек может попасть кинжалом в сердце, если ему выпадет шанс… И что случится тогда, мистер Бартон?
Мы узнали это еще до того, как закончился следующий день.
…Патридж, которая просто-таки наслаждалась разного рода трагедиями, в очень ранний утренний час вошла в комнату Джоанны и со всеми подробностями сообщила, что миссис Симмингтон накануне днем покончила жизнь самоубийством…
Джоанна, стряхнув остатки сна, села в постели, мгновенно и окончательно проснувшись.
— О Патридж, какой ужас!
— Действительно ужас, мисс. Безнравственно лишать себя жизни. Хотя тут, конечно, не без того, что ее довели до этого, бедняжку.
Джоанна поняла намек. Ее едва не затошнило.
— Нет… — Ее глаза задавали Патридж вопрос, и Патридж кивнула.
— Именно так, мисс. Одно из этих грязных писем.
— Как это отвратительно! — сказала Джоанна. — До жути отвратительно! И все-таки я не понимаю, почему она должна убивать себя из-за подобного письма.