Каньон Холодных Сердец

Баркер Клайв

Брамс хранил молчание, но Катя не отступала, словно получить подтверждение из его уст было для нее чрезвычайно важно.

– Скажи, я ведь умела изменяться? – повторила она с угрозой в голосе.

– Умела… – нехотя проронил Джерри, явно желая от нее отвязаться.

– И сейчас я изменюсь вновь. Я отправлюсь в мир в прекрасном, никому не известном обличье. Меня ждет новая, совсем другая жизнь.

– Тебя ждут адские сковородки, – не удержалась Тэмми.

– Тэмми, не спорь с ней, – остановил ее Джерри.

– Нет,

пусть уж ваша разлюбезная Катя послушает, – отмахнулась Тэмми. – Она выглядит на миллион долларов – и все равно остается куском протухшей ветчины. Знаешь, я ведь обожаю кино, – обратилась она к Кате. – И старые немые фильмы тоже. Например, «Надломленные цветы». О, я без ума от этого фильма. Всякий раз заливаюсь слезами, когда его смотрю. Да, в этом фильме есть душа. В нем есть правда. Не то, что во всех этих жалких поделках с твоим участием. – Она рассмеялась и покачала головой. – От них разит мертвечиной. Вот ведь какой парадокс, – задумчиво продолжала Тэмми. – Мэри Пикфорд давно нет, и Фэрбенкса, и Бэрримора. Все они умерли. Но их фильмы по-прежнему заставляют людей смеяться и плакать, а значит, они живы. А ты? Ты жива – но какой от этого прок? Ты дерьмовая актриса и всегда была такой.

– Это ложь, – взорвалась Катя. – Скажи ей, Джерри.

– Да, скажи ей, Джерри, – невозмутимо повторила Тэмми. – Скажи, что это правда.

– Правда в том, что Тэмми не может помнить всего, что помню я, и…

– Не надо вилять, – угрюмо перебила его Тэмми. Она пристально посмотрела на Катю. – Тебя все забыли. Твои фильмы давно не смотрят. Никто и не помнит, что была такая актриса.

Катя исподлобья глянула на Тэмми и быстро перевела взгляд на Джерри – тот отрицательно покачал головой.

– Иначе неужели никто не узнал бы тебя, когда ты приперлась к Максин за Тоддом? – усмехнулась Тэмми. – А ведь там собрались не люди с улицы. Все ее гости на кино собаку съели.

Катя, потупив голову, уставилась на потрескавшиеся плитки пола. Она не двигалась, и лишь правая ее рука беспрестанно поглаживала лезвие ножа. Когда же она вновь подняла голову, на лице ее сияла ослепительная улыбка.

– Ладно, хватит, – елейным голоском пропела Катя. – Довольно взаимных оскорблений. Мы наговорили немало жестоких слов. И теперь должны простить друг друга.

Тэмми посмотрела на нее с недоверием. «Похоже, эта стерва надела очередную маску», – подумала она.

– Вряд ли наше примирение возможно, – сказала Тэмми.

– Заткнешься ты когда-нибудь, жирная гусыня? – процедила Катя, потерев рукой лоб. Улыбка ее мгновенно померкла, и взгляд Кати стал пустым и холодным, а лицо исказила злоба. Несомненно, масок в ее распоряжении было достаточно, однако ни одна не могла скрыть ее истинных чувств.

Однако Катя, сделав над собой усилие, вновь растянула губы в улыбке.

– Мне необходима ваша помощь, – проворковала она – Ваша помощь и ваше прощение. – И она раскрыла объятия. – Иди

ко мне, Джерри. Прости меня, хотя бы в память о прошлом. Ведь я так много дала тебе, разве нет? Согласись, часы, проведенные здесь со мной, были лучшими в твоей жизни!

Брамс долго молчал, прежде чем ответить.

– От тебя пахнет смертью, Катя, – произнес он наконец.

– Прошу тебя, Джерри, не будь таким жестоким. Да, я причинила вред множеству людей. И я это прекрасно понимаю. Но поверь, меня вынудила к этому необходимость, о которой я горько сожалею. Все дело в том, что я попала в ловушку. Эту комнату купил и привез Зеффер. Я тут ни при чем, я даже ничего не знала. Почему же ты обвиняешь меня?

– Не я тебя обвиняю, а они. – И Джерри указал рукой на густое марево, точнее, на тех, кто в нем скрывался.

В какой-то момент призраки, до которых донесся этот разговор, перестали крушить стены; ярость их моментально утихла, стоило им услышать оправдания Кати. Тела мертвецов, точно переплетенные воедино, теперь отделились друг от друга, и, скрытые от говоривших туманом, они внимали тому, как Катя исполняет свою партию.

– Все они – твои гости, – заметил Джерри. – И некоторые из них в свое время были замечательными актерами.

– Если они такие замечательные, то почему так легко потеряли себя? – усмехнулась Катя. – Почему стали рабами этой комнаты?

– То же самое произошло и с тобой, – напомнил Джерри.

– Но эта комната принадлежала мне. А им, гостям, было позволено лишь заглянуть в нее. Да, одни из них считались моими друзьями – случайными приятелями. А некоторые даже становились моими любовниками. Но ведь они все умерли, правда? И теперь они никто и ничто.

– Так и знала, что она заявит что-нибудь в этом роде, – подала голос Тэмми. – Чего еще ожидать от этой самовлюбленной суки?

– Господи, – испустила тяжкий вздох Катя, – как она мне надоела.

И, угрожающе подняв нож, она двинулась к Тэмми. Через пару секунд острое лезвие вонзилось бы в сердце несчастной жертвы, но, прежде чем Катя успела нанести смертельный удар, кто-то выступил из тумана и выбил нож из ее рук. Клинок со звоном упал на плитки пола. Катя проворно нагнулась и снова схватила клинок. Но тут взгляд ее натолкнулся на фигуру, преградившую ей путь.

Призрак, вышедший из тумана приветственно распахнул объятия.

– Руди? – прошептала она.

Призрак галантно склонил голову, испускавшую легкое свечение.

– К твоим услугам, Катя, – откликнулся он.

Тэмми не видела его лица, однако голос мертвеца был полон печали; трудно было сказать, о ком он сожалел – о Кате или о самом себе.

Призрак смолк, но тут из дальнего утла комнаты кто-то вновь окликнул Катю по имени. Голос у этого призрака был более низким, чем у Валентино, и в нем звучал скорее гнев, чем грусть.

– Помнишь меня? – произнес он. – Дата Фэрбенкса?