Канон Равновесия
Шрифт:
Очередной шар света, в глубине которого стали пробиваться опасные сполохи фиолетовой тьмы, взорвал оружейный склад, пламя охватило уже половину крепости. Из кхаэля торчало несколько стрел. Но он шел ровным почти механическим шагом маньяка-убийцы. Прямо к главному зданию крепости. Прямо на замершую возле ворот стражу и нескольких цепных магов.
— Убейте немедленно черную тварь! — разлетелся над плацем высокий визгливый голос.
Кот глянул вверх. В небе промелькнул знакомый пернатый силуэт. По сознанию коротко мазнуло лучом внимания.
«Янос,
И он с обманчивой леностью метнул в сторону посмевшего раскрыть рот еще один шар. Тот залетел точно в окно, но цели не достиг, разбившись о магический щит. Обстановку в комнате, надо думать, все равно разнес.
— Ну? — кхаэль нарочито медленно повернулся к людям, сгрудившимся возле ворот. — Кому еще жить надоело?
Лязгнули крылья. Не дожидаясь ответа, Кхайнериар вышиб толстые деревянные створки вместе с железными засовами невидимой волной чистой Силы. Людей смело и перемололо, а кхаэль, одним махом одолев завал из обломков дерева и железа, прыжками помчался к цели.
Все слилось в круговорот убийств и бега. Приказ должны были вот-вот исполнить — наверняка здешний отец-настоятель уже послал кого-то, оправившись от удара шариком. Собственная Котова кровь обильно пятнала каменный пол, но тело не чувствовало ни боли, ни слабости. Свет его души удерживался лишь стремлением спасти любимое чадо и полыхал оттого еще ярче.
Он успел ровно в тот момент, когда троица монахов снимали охранные заклятья с тяжелой железной двери и отпирали ключом массивный навесной замок. Налетел сзади, в три движения посворачивал им шеи и вломился в камеру, полыхнув светом. В нос ударило тюремное зловоние.
Тайро Даррей лежал в углу на стылых камнях, болезненно щурясь от внезапной вспышки. Он больше походил на вымазанный в грязи и крови скелет, чем на живого, а уж цепей для него не пожалели и подавно — обмотали так, что смяли пальцы крыльев.
— Рей! — Кот одним прыжком очутился подле сына и приподнял растрепанную голову.
В ответ Рей только слабо захрипел — даже рычать не получалось. От него метнулась в темный угол мелкая красноглазая тень и растворилась там, как не было. От даэйра веяло мертвенным холодом. Тяжелая кровяная вонь перебивала все прочие запахи. Кхайнериар ощутил, как его начало потряхивать и знобить — силы кончались, раны давали о себе знать. Думать об этом не оставалось времени: чутье уже подсказывало, что враги близко и собираются загнать его в угол, накрыв магической сетью. Кот, недолго думая, просунул лезвие меча в одно из звеньев цепи, аккуратно, чтобы не дай Стихии не оцарапать Рея.
— Не подведи меня, дружок, — сказал он фламбергу и надавил на рукоять, как на рычаг. Заскрежетала сталь, Ловец Душ коротко взвыл. Второе, третье усилие — и звено, наконец, поддалось, лопнув с жалобным звяком.
Морщась и шипя, Кхайнериар принялся распутывать зачарованные цепи. Пропитанное чарами железо леденило руки, ловушка постепенно схлопывалась. Рей тяжело, со свистами и всхлипами дышал и не мог шевельнуть даже пальцем — от многодневной неподвижности и потери крови тело совершенно не слушалось.
— Держись, мой мальчик.
Вернув меч за спину, Кот успокоил нервно-усталую дрожь в руках и начал собирать в ладони силу для сплетения портала. В голове вертелась всего одна мысль: «Куда угодно, только подальше отсюда!» Кхаэль готовил проход, а у самого беспрестанно шевелились уши — он пытался расслышать приближение врагов.
«Как можно дальше!»
Полыхнуло светом, белая арка, достаточно широкая и высокая, чтобы пропустить Кхайнериара с ношей, встала прямо посреди камеры. Кот, уже не чуя ни рук, ни ног от усталости и навалившиеся боли, закинул обмякшее тело сына себе на плечо и, шатаясь под весом немаленькой туши, шагнул в проем.
Кто же знал, что один бесконечно долгий миг падения в пустоту приведет обоих в густые леса затерянного мирка…
За полтора года до рождения Илленн
Процесс регенерации всегда мучителен. Боль, слабость и тошнота сменяются жаром и диким зудом, от которого хочется лезть на стену. Сознание то и дело соскальзывает в сон или обморочную муть. Окружающее превращается в неясную круговерть бессвязных образов и звуков, из которой невозможно выбраться.
Но я не имел права растягивать сие сомнительное «удовольствие» надолго. Рядом умирал сын, и я был ему нужен. Так что — разлепить слезящиеся глаза, пинком водворить сознание на место и, не отвлекаясь на изучение места, в котором оказался и проступающую на бинтах кровь, сползти с лежанки к нему. Ни я, ни Ловец Душ опасности не чуяли. Значит, можно попытаться осмотреть и попробовать понять, что случилось…
Как кружится голова. К демонам! Света мало, всего лишь догорающая масляная лампа. Видеть можно, но краски смазаны, почти обесцвечены звериным зрением. Оттого не разобрать, кажется мне, или и впрямь все плохо.
Рей лежал на полу среди вороха шкур и одеял, тяжело, с присвистом дыша. Видать, у того, кто по доброте душевной спас нас, не нашлось подходящего ложа для крылатого существа. Интересно, кому это мы понадобились и для чего? И не придется ли снова отбиваться и уносить ноги? Очень жаль, что Ловец Душ не умеет убивать сам…
Но это потом. Все потом.
Что ж ты сделал-то с собой? Лицо серое, губы синюшные, глаза ввалились, щетина многодневная клочьями, волосы липкие от пота, а сам холодный, как труп. Я нащупал жилку на шее — билась еле-еле. Живой. Но что-то в нем не так. О, Стихии, скажите, что запах нежити мне померещился!
Я сморгнул, перестраивая зрение, и вгляделся в его энергосистему.
Нет… не померещилось
Трижды проклятые люди! Чтоб вас демоны имели днем и ночью во всех позах и со всей фантазией! Чтоб вас Бездна сожрала и не выплюнула!
Я сдержал рычание, до крови закусив клыками губу, пережигая боль, резанувшую душу каленым железом. Ни к чему, чтобы она сейчас пошла по узам и добила без того слабую душу. Нет, мало перегрызть этим тварям глотки, мало скормить их мечу! Я их разберу на составляющие, сотру в кровавое месиво, испепелю, пусть для этого мне придется выпустить всю мощь Колонн. Клянусь Колесом, эти двуногие уебки проклянут день, когда родились на свет их сучки-матери! Мое сокровище, мой взрослый приемный ребенок, мое несчастье, моя головная боль и радость из-за них превратился в живое умертвие.