Капелька скандала

Грей Амелия

Несмотря на поздний час, толпа вокруг кареты Хиткоутов становилась все плотнее. Прибыла полиция, виконтесса и ее муж были допрошены и увезены. Чандлер и Миллисент долго разговаривали с полицейскими и пообещали, что позже они будут доступны для дальнейших разговоров и ответят на все вопросы.

Как только офицер отпустил их, Чандлер понял, что нужно увезти Миллисент от слишком любопытной толпы. Желая не повредить ее репутации, он провел ее за свою карету и помог ей сесть в нее с другой стороны, а потом уселся сам. Расположился он рядом

с ней, а не напротив.

Чандлер понимал, что везти ее к себе домой было опасно. Если кто-то увидит, как она входит в его особняк или выходит из него, ее репутация погибнет, и в то же время ему нужно было хоть немного побыть с ней наедине. Всю эту неделю Чандлер думал о том, как бы остаться с Миллисент. Он примет все меры предосторожности, чтобы никто не заметил, что она вошла в его дом.

– Как ваша голова? – спросил он, едва карета тронулась.

– Наверное, кровь уже не идет, и боль почти прошла.

– Хорошо. Дайте мне взглянуть. – Взяв ее за подбородок, Чандлер повернул лицо Миллисент к каретному фонарю, укрепленному снаружи. Света было мало, но Чандлер видел достаточно, чтобы понять, что рана неглубокая, но довольно большая. Длиной примерно в два дюйма. И она вспухла. Чандлера охватило негодование на виконтессу, из-за которой все и случилось. Эта воровка заслуживает любого наказания, к какому бы ее ни приговорили.

Чандлер оторвал взгляд от раны на лбу девушки. Миллисент разволновалась, и щеки у нее горели. Губы были влажные и манящие. Чандлеру страшно хотелось запечатлеть поцелуй на ее пылающих щеках и соблазнительных губах. Он уже наклонил голову, собираясь сделать это, но тут карету тряхнуло, и Чандлер опомнился.

Откашлявшись, он сказал:

– Я велел кучеру заехать ко мне, чтобы я мог промыть вашу рану и осмотреть ее, прежде чем отвезти вас домой.

– Что за ерунда, – возразила Миллисент, отодвигаясь от него. – Со мной все в порядке.

– Леди Беатриса так не сказала бы, доведись ей увидеть вас в эту минуту. У вас такой вид, словно вы попали в дорожную катастрофу. Засохшая кровь на волосах, на лице и даже на платье.

Миллисент отвернулась и посмотрела в окно.

– Моя горничная в состоянии помочь мне промыть рану, а платье не имеет значения.

Чандлер завладел ее рукой, дожидаясь, чтобы она взглянула на него, и сказал:

– Все имеет значение. И я сам хочу позаботиться о вас. Откиньте голову и отдохните. Мы скоро приедем.

Но Миллисент не откинула голову, а продолжала смотреть на него в тусклом неровном свете.

– Джентльмен, – проговорила она, – предложил бы мне отдохнуть у себя на плече.

От этого предложения у него захватило дух.

– Тогда позвольте. – И Чандлер обнял ее и притянул к себе. Она положила голову ему на плечо так, словно это было для нее абсолютно привычным. Он нежно прижался щекой к ее волосам. – О да, так гораздо лучше. Хорошо, что вы мне напомнили о том, как полагается вести себя джентльмену.

– Существуют определенные сферы, в которых

вас еще нужно учить.

– Я в вашем распоряжении. Учите меня, чему хотите.

– Это вызов?

– Вам по плечу эта задача.

– Да, но иногда мне очень нравится, когда вы ведете себя как повеса.

– Я знаю.

Чандлеру было приятно ощущать, как Миллисент прижалась к нему, словно ища в его объятиях убежища. Ему понравилось, как она без всякого жеманства предложила ему обнять себя и сказала, что никогда по-настоящему не сердилась на него, если он и нарушал границы приличий. Чандлер не сомневался, что сейчас Миллисент находится там, где ей и следует находиться – в его объятиях.

– Сегодня вы доказали, какая вы смелая. На меня произвело сильное впечатление то, как вы боролись с леди Хиткоут.

– Это была не столько смелость, сколько уверенность. Я не была бы так напориста, если бы не была уверена, что виконтесса под юбкой что-то прячет. Но если бы вы меня не поддержали, она просто отмахнулась бы от моих требований.

– Вы преувеличиваете важность моей поддержки.

Миллисент вздохнула, уткнувшись в тепло его фрака.

– Мне все еще трудно поверить, что леди Хиткоут оказалась светским вором. По приезде в Лондон я столько времени провела с ней.

–Очень печально, что этой женщине пришлось прибегнуть к воровству, чтобы поправить свои дела.

– А вы верите, что виконт ни о чем не догадывался, как он это угверждает?

– Думаю, что да. Когда виконтесса вынула из кармана серебряный чайник, лицо у него буквально посерело. И в конце концов, он ведь настаивал, чтобы она доказала, что ничего не прячет.

Чандлер прижал Миллисент к себе и поцеловал ее в макушку. Карета двигалась быстро. Ему хотелось повернуть девушку к себе и осыпать поцелуями и ласками, но, помня о ее ране, Чандлер вел себя спокойно.

– Надеюсь, виконтесса расскажет полиций всю правду, и вещи, которые она украла, будут найдены. Я знаю, как вам хочется вернуть своего ворона.

Но почему-то ворон уже не казался Чандлеру таким важным.

– Я уверен, что она не стала бы говорить об этих вещах, если бы их у нее не было.

– Нет, вы только представьте себе: она украла драгоценности, картину, вашего золотого ворона, а потом вдруг поняла, что не знает, как их можно продать.

Чандлер коротко рассмеялся.

– Нам повезло, что она не обратилась к ростовщикам, чтобы те нашли покупателя.

– Да.

Карета остановилась. Чандлер открыл дверцу и спрыгнул на землю. Он внимательно осмотрел обе стороны улицы и только потом помог Миллисент сойти, накинув ей на голову свой плащ, так что если бы кто-то и оказался поблизости, то не смог бы ее узнать. Он велел кучеру ждать, чтобы потом отвезти Миллисент домой.

Уинстон открыл дверь особняка, и они быстро вошли. В передней гостиной горел свет, поэтому Чандлер провел Миллисент туда и помог ей снять плащ.

– Уинстон, мисс Блэр поранилась.