Капелька скандала
Шрифт:
Камердинер шагнул вперед.
– Что я могу сделать, сэр? Позвать врача?
– Нет, – одновременно сказали Чандлер и Миллисент, а Чандлер добавил:
– Не думаю, что это настолько серьезно, чтобы требовалось вмешательство врача. Принесите воды, салфетку и мазь.
– Слушаю, сэр, – сказал Уинстон и сразу же отправился за медикаментами.
– Садитесь вот сюда. – Чандлер зажег лампу, стоявшую на столе у небольшого диванчика. Потом подошел к буфету и налил два бокала бренди.
Один он подал Миллисент.
– Выпейте вот это. Вам
– Благодарю вас. – Она взяла бокал и сделала глоток.
– Вам не холодно? Я могу развести огонь.
– Нет, мне хорошо. Право же, не было никакой необходимости привозить меня к вам в дом, но я рада, что вы это сделали. Если только это ненадолго. Мне нужно поторопиться. Мне бы очень не хотелось, чтобы рассказы о сегодняшнем вечере дошли до леди Беатрисы прежде, чем я вернусь домой.
Чандлер все еще стоял, глядя на нее.
– Я уверен, что этого не произойдет.
– Вот, сэр, – сказал Уинстон, внося серебряный поднос, на котором стояли миска с водой и баночка с мазью и лежала салфетка.
Камердинер поставил поднос на круглый столик палисандрового дерева, стоящий рядом с диванчиком.
– Благодарю вас, Уинстон.
– Да, сэр. Могу я сделать что-нибудь еще?
– Нет. Теперь я сам обо всем позабочусь. Покойной ночи.
– Очень хорошо, сэр. Покойной ночи. – И Уинстон вышел, закрыв за собой дверь.
– Он, кажется, знает свое дело, – сказала Миллисент.
– Знает. – Давным-давно Чандлер сказал Уинстону, что слова «покойной ночи» означают, что больше к нему не следует входить в этот вечер.
– Вам стало лучше после бренди? – спросил он, садясь рядом с Миллисент.
– Да. – Она улыбнулась. – В третий раз говорю вам, что я чувствую себя нормально и вполне успокоилась. Даже голова почти прошла. Не нужно больше спрашивать.
– Хорошо. Давайте промоем рану.
Чандлер окунул салфетку в холодную воду и осторожно смыл кровь с раны и с кожи вокруг нее. Его лицо было совсем рядом с лицом Миллисент, и Чандлера так и подмывало поцеловать ее, но он молча и ласково ухаживал за девушкой. Когда он спросил, не больно ли ей, она молча покачала головой и сидела смирно, пока он накладывал мазь на рану.
– Ну вот. Готово. К счастью, все не так страшно, как я думал. Когда заживет, не будет даже шрама. Допейте бренди.
– Благодарю вас, – кивнула Миллисент.
Чандлер взял поднос и отнес его на стол, стоявший у окна.
– Приятно знать, что я выживу.
Чандлер вернулся к диванчику и снова сел рядом с Миллисент; гораздо ближе, чем следовало, взял свой бокал и сделал еще один глоток янтарного напитка, так похожего цветом на глаза Миллисент. Он не знал, бренди ли это согрело его или присутствие Миллисент у него в доме. Его вдруг охватило огромное желание обнять ее. Не стоило отсылать Уинстона спать. Быть наедине с Миллисент – это слишком большое искушение.
– Да, и доживете вы до той поры, когда будете рассказывать внукам, как вы обнаружили светского вора. У вас, быть может, все же
Миллисент рассмеялась.
– О, вы действительно представляете это событие гораздо более рискованным, чем то было на самом деле, но не забывайте, это вы первый заметили, что с юбкой леди Хиткоут не все в порядке.
Чандлер улыбнулся и провел тыльной стороной ладони по ее шеке.
– Нет, нет. Вся заслуга принадлежит вам, и ваше ранение – лучшее тому доказательство.
– Завидуете? – пошутила она.
– Ради вас я бы согласился на любое увечье. Я не хочу, чтобы с вами что-то случалось.
Ее лицо вдруг стало серьезным.
– Чандлер, могу я попросить вас кое о чем?
– Конечно. О чем хотите.
– Вы будете сегодня меня любить?
«Все, кроме этого!»
От этих слов у него похолодело в груди. Она, конечно, не знает, о чем говорит. Лучше пусть и дальше все идет в шутливом тоне. Она вызывает у него слишком большое желание, чтобы перейти на серьезный тон.
– Разрешите взглянуть еще раз на ваш лоб. Боюсь, дело обстоит хуже, чем мне показалось сначала. – И он притворился, что внимательно рассматривает рану.
А Миллисент потянулась и легонько поцеловала его в губы.
– Вы сказали, что сделаете все, – напомнила она ему с самым серьезным видом.
Улыбка Чандлера угасла.
– Все, кроме этого. Вы – порядочная девушка, Миллисент. И я бы не хотел этого менять. Как бы ни заманчива была ваша просьба.
Он взял у нее пустой бокал и поставил его на стол. Не стоило давать ей крепкого спиртного. Оно ударило ей в голову и заставило говорить такие вещи, которых в другое время она никогда бы не сказала.
– Пора отвезти вас домой, – сказал Чандлер.
Миллисент удержала его руку и не дала встать.
– Я говорю серьезно, Чандлер. Удар в голову и бренди здесь ни при чем. Я так чувствую в своем сердце. Сегодня я хочу принадлежать вам.
– Вы сами не знаете, о чем говорите. – Голос его так охрип от возбуждения, что было трудно говорить. Никогда, даже в самых своих безумных фантазиях не думал он, что Миллисент предложит ему себя. Но если у него и шла голова кругом при мысли о том, что он войдет в нее, согласиться на это он не мог. Нельзя поступить так с ней. Она заслуживает того, чтобы в свою первую брачную ночь быть невинной.
А Миллисент обеими руками взяла его за руку и приложила ее раскрытой ладонью к своему сердцу. И посмотрела на него умоляющими глазами.
– Чувствуете, как мое сердце бьется из-за вас?
У него встал в горле ком от желания согласиться. Он давно уже чувствовал неудовлетворенность. Тело его напряглось от вызванного ею желания, но он смог сказать только одно:
– Миллисент.
Она придвинулась ближе и прижалась к нему бедром.
– Вы преследовали меня с того первого вечера, когда мы встретились. Почему же вы отказываете мне теперь, когда заполучили меня?