Капелька Солнца
Шрифт:
И я ждала, что он согласится. Что увезет меня в то же мгновение. И от того лишь сильнее было удивление, когда Кай отказался. Вот так вот мы незаметно поменялись местами.
— Сейчас уже поздно. Слишком сильно мы в этом увязли. И ты, и я… — сказал он, грустно глядя на мои ладони, что бережно сжимал в руках. — Если бы сразу… Но теперь это может иметь плохие последствия. Не хочу ближайшие дни провести в бегах. Да и потом…. Уж лучше дождусь, когда ты полностью будешь моей. Ты ведь уедешь со мной, когда обзаведёшься новым
— Наверное. Я постараюсь.
Я не обещаю теперь. Понимаю, что обещать бессмысленно. Жизнь моя непредсказуема, как погода на склонах переменчивых Тугурских гор. И глупо гадать, как сложатся обстоятельства в следующий раз.
— Я очень постараюсь, — вот и всё, что могу ему сказать, но он и не требует большего.
Встречи наши стали чаще. Кай каким-то образом убедил моего нынешнего супруга, что мне требуется более обширное лечение. Теперь он появлялся в нашем доме каждый день и, что самое главное, Дейрус стал чаще оставлять нас наедине.
И мы, как могли, использовали это время. Наслаждались каждой минутой выделенной свободы.
Кай касался губами обнаженных коленей. Скользил руками по бедрам, ловко пробираясь под ворох нижних юбок. Гладил, ласкал. И казалось, что ладони его пылают жаром, а поцелуи и вовсе горячее раскалённых углей. И желание быть ближе с каждым разом становилось все сильнее. И тем труднее было делать вид, что между нами ничего не происходит.
Дни летели один за другим. И я не знала, радоваться этому или грустить, молить судьбу о благосклонности или благодарить за краткие минуты, подаренные нам с Каем.
А за пару дней до новолуния колесо фортуны и вовсе преподнесло сюрприз.
— Мне надо будет уехать, — объявил Дейрус, подворачивая воротничок парадного белого кителя.
— Надолго? — тут же обеспокоенно откликнулась я, делая вид, что не рада разлуке.
— На пару дней. Возникли кое-какие дела по службе. Придется съездить в соседний городок.
— Возвращайся скорее, — прошептала я и прильнула к мужскому плечу, отводя взгляд. Уверена, в глазах моих читались совсем иные эмоции.
Два дня. И одна ночь. Глупо было бы не воспользоваться такой удачей!
Записка на клочке бумаги. И оставленное настежь окно. Волнение и нетерпение вперемешку с пьяным азартом. Сонный дом, в котором нас некому потревожить. Кай, с легкостью забравшийся на карниз второго этажа. И тонкий серп месяца, украдкой подглядывающий за нами сквозь кружевную занавеску.
— Как же я соскучился, — жаркий шепот коснулся уха, и нетерпеливые руки смяли одежду. Запутались в складках ткани, в волосах.
Хотя в волосах он всё-таки запутался намеренно. Зарылся в них носом и с шумом втянул воздух. А от самого пахло дождем. За окном стояла легкая морось, и кожа Кая была покрыта тысячей крохотных капелек. Влажная и горячая. Скользкая ещё. А с кончиков завивающихся волос и вовсе капала вода.
—
Обхватила Кая за шею и потянулась к его губам. Таким знакомым — и в то же время забытым. А он вдруг оторвал меня от земли и, подхватив на руки, усадил к себе на колени. И теперь не надо было тянуться и голову запрокидывать. А освободившиеся руки свободно путешествовали по часто вздымающейся груди. Скользили вдоль пуговиц и неспешно расстегивали. Одну за одной.
Нам некуда было спешить, вся ночь впереди. Она только наша, до самого рассвета. И привычный уже кабинет — неизменное место встречи — приютил и сейчас.
Вести Кая в чужую спальню я не рискнула. Да и кому нужно удобство? Нам сойдет и этот крохотный диванчик, совершенно не предназначенный для подобных проявлений чувств. Везде хорошо. Когда рядом он. Когда родное сердце быстро-быстро бьётся под ладонью. Когда дыхание в унисон. И любимый мужчина, кажется, угадывает любое твое желание. Он будто продолжение меня самой. То, без чего невозможно существовать. То, от чего я не в силах отказаться.
— Моя. Моя. Моя, — сбивчивый шепот вперемежку с пылкими поцелуями. И влажные следы его губ на скулах, на обнаженной шее и плечах. — Моя!
Кажется, он никогда не устанет этого повторять. И каждым словом, каждым поцелуем привязывает всё крепче. И мир сужается до нас двоих, позволяя забыть о том, что когда-то наступит утро. И наступит завтра. И наступит новолуние, которое, возможно, всё изменит.
Его. Конечно, его. Вот только, как я могу принадлежать кому-то, если даже самой себе не принадлежу?
***
Новолуние принесло разочарование. Горькое и кислое, как недозревшая рябина. Она висела тяжелыми багряными гроздями на тонких ветвях хилого деревца, что росло прямо у крыльца моего нового дома. Перекошенного и убогого, с латанной-перелатанной крышей, что неизменно протекала во время дождя. И ветер трепал макушку рябины, гнул ствол чуть ли не до самой земли. А грозди всё одно не падали, держались как-то, видно, стремясь дожить до первых заморозков. А тонкое деревце чуть ли не трещало от натуги. Казалось, вот-вот переломится.
И я с замершим сердцем наблюдала, как свирепствует ветер. И руки стыли, обожжённые ледяными язычками. А где-то рядом ворчал муж. Понукал за нерасторопность.
Я, и правда, была нерасторопна. Тело грузное, отёкшее, неповоротливое какое-то. Ладони совсем не женские, в грубых мозолях, с ногтями обломанными. И под ногтями этими скопилась грязь. Истоптанные ступни. И непрекращающаяся тяжесть в ногах. Одышка. Руки по локоть в крови. Потроха свиные на широченном, вечно заляпанном столе. И запах невыносимый. Мерзкий.