Капитальный ремонт
Шрифт:
Они раскланялись, так как поезд замедлил ход. Юрий, уже не стесняясь (честь корпуса была спасена), достал с полки палаш, подхватил на руку бушлат, взял шкатулку и пошел в тамбур. Тишенинов посмотрел ему вслед и потом, спохватившись, достал записную книжку и записал то, что сказал ему Юрий.
Связи нужно было завязывать с первого дня.
Глава четырнадцатая
Из вагона Юрий вышел в приподнятом, возбужденном, в удалом каком-то настроении. Все-таки здорово получилось с этим студентом!.. Можно было похвалить себя за находчивость: позор пребывания в третьем классе обернулся готовностью к любым жертвам во имя долга. И все теперь казалось превосходным, замечательным, легко достижимым, все впереди было удивительно ясно. Через час он увидит Николая, тот, конечно,
До Южной гавани было не так далеко, и обычно Юрий ходил туда пешком. Но тот изящный, как бы плывущий шаг, которым он любил щеголять и который как нельзя лучше подходил к состоянию его духа, сейчас не получался. Мешала шкатулка: чтобы козырять встречным офицерам, нести её приходилось в левой руке вместе с бушлатом, почему никак не удавалось придерживать пальцами палаш, который то и дело ударял по лодыжке, как бы напоминая, что благородная его сущность несовместима с тасканием громоздких вещей. И едва свернув с площади на улицу, ведущую к Эспланаде, Юрий уже пожалел, что не взял у вокзала таксомотор.
Впрочем, это можно было поправить — достаточно зайти в любой магазин и позвонить по одному из тех номеров телефона, какие уважающий себя морской офицер помнит в любой степени утомленности проворотом и какие язык может пролепетать даже тогда, когда перестает повиноваться. Юрий отлично знал оба эти телефона — чюгу-фэм, чюгу-фэм и шютти-фэм, шютти-фэм [46] , по которым ему не раз приходилось говорить одну из немногих знакомых шведских фраз: «Варшогу, шикка эн отомобиль, Мюндгатан шю… Такк со мюккет!» [47]
46
25-25 и 75–75 (швед.).
47
Пожалуйста, пришлите автомобиль, Мюндгатан, семь… Благодарю вас! (швед.).
Палаш напоминающе стукнул по лодыжке, и Юрий, молча ругнувшись, покорился: придется все же вызывать таксомотор, расход не так уж велик. Он толкнул первую попавшуюся под руку зеркальную дверь и вошел в небольшой магазин.
Терпкий и приятный запах хорошо выделанной добротной кожи встретил его. На полках выстроились чемоданы — желтые, коричневые, слепящие черным лаком, кожаные и фибровые, опоясанные ремнями или блистающие оковкой, громадные и крохотные, пузатые и плоские. Ниже грудой лежали дамские сумочки, портфели, несессеры, бумажники. Миловидная льноволосая фрекен скучающе смотрела, как два армейских подпоручика — один розовый, как девушка, другой усатый не по возрасту — выбирали несессеры, рассматривая сверкающие флаконы, мыльницы, бритвенники. Юрий небрежно, вполоборота отдал честь, и оба в ответ враз откозырнули, щелкнув при этом каблуками девственно блистающих сапог. Новенькая, еще не освоенная офицерская форма, почти голые, по-юнкерски стриженные затылки под необмятыми фуражками, преувеличенная выправка, щелканье каблуками — конечно же, это были только что произведенные павлоны того самого царского выпуска, о котором рассказывал Пахомов. Воевать прибыли! Куда? В Финляндию, где на суше никаких сражений и быть не может! И сразу кинулись покупать несессеры… Юрий покосился на прилавок и чуть усмехнулся.
Но и павлоны не остались в долгу. Тот, что с усами, негромко сказал что-то другому, и оба насмешливо посмотрели на обвязанную линем шкатулку. Юрий вспыхнул. Он вдруг увидел себя со стороны, их глазами: блестящий гардемарин неловко тащит в руке ящик, обмотанный бечевкой (чем, несомненно, был в их представлении превосходный шестипрядный линь, отбеленный и мягкий, которым морской глаз мог только любоваться).
Уязвленное самолюбие мгновенно затуманило ему Голову, и, вместо того чтобы спросить, где здесь телефон, он поставил шкатулку на прилавок, обвел глазами полки и еще раз поднес руку к фуражке.
— Прошу прощения… Фрекен, гийв миг эн лилла кофферт… Дэн, гууль, лилла, варшогу… [48]
Шведских
Решение купить чемодан возникло внезапно, но Юрий был даже благодарен павлонам: когда-нибудь надо же было расстаться с этим дурацким сундучком! Что хорошо на «Авроре», смешно на боевом миноносце. Чемоданчик небольшой, от силы рублей на шесть-семь, но вполне приличный, не то что эта дурацкая карельская береза. Ее надо оставить в магазине, завтра Сашенька заедет и отвезет на Мюндгатан…
48
Фрёкен, дайте мне маленький чемодан… Тот, жёлтый, маленький, пожалуйста… (швед.).
Фрёкен достала чемоданчик, поставила на прилавок и опять улыбнулась.
— Это оцень корроший весць, рруска кожа, английска ррапота, — с резким раскатом звука «р» защебетала она, обмахивая чемодан пушистой метелкой. Варшогу… Фёрти-тре марк… Соррок рри маррки…
Сорок три марки!.. Юрий внутренне ахнул. Шестнадцать с лишним рублей больше половины всего, что у него в кармане!.. Но отступать было поздно — не уходить же, когда вещь уже выбрана, да и павлоны смотрят… Впрочем, чемоданчик был и в самом деле хорош: изящный, солидный, из твердой, как дерево, толстой кожи цвета яичного желтка, со сверкающим замком и рамочкой для визитной карточки и с ключами на ремешке удивительного плетения…
— Вот и прекрасно, я возьму, такк со мюккет, — сказал он возможно небрежнее и, развязав линь, открыл свой «матросский сундучок», где обнаружились полосатая тельняшка и носки (слава богу, шелковые, удачно, что они попали наверх!). Увидя белье, фрекен стыдливо отвернулась, за что Юрий её мысленно поблагодарил. Загородившись крышками, он быстро перекидал в чемоданчик нехитрый свой гардемаринский скарб, хвастаться которым ему не было охоты ни перед этой золотоволосой Ундиной, ни тем более перед павлонами. Потом положил на прилавок пахомовскую десятку, две зеленые бумажки и, взглянув на лежавшую у кассы табличку курса, добавил еще двугривенный. Ундина тем временем достала лист плотной оберточной бумаги и придвинула опустевшую шкатулку.
— Ррасивая весць, — певуче пропела она, лаская пальцами крышку, напоенную желто-белым светом. — Насса каррельска перреза, настоясца…
Оба павлона снова взглянули на Юрия, как ему показалось, с насмешливой улыбкой. Разглядываете? Подсмеиваетесь? Ну ладно, полюбуйтесь, что такое гардемарин Морского корпуса…
Он защелкнул замок чемодана, опустил ремешок с ключами в карман и, чуть улыбаясь, посмотрел на фрекен.
— В самом деле нравится?
— О, йя… Такая ррасивая весць…
— Тогда оставьте её себе.
Все трое — Ундина и офицеры — изумленно уставились на него.
— Берите, берите, — повторил Юрий, нестерпимо наслаждаясь эффектом сцены. — Варшогу, тааг ханс, — и, не найдя слова, закончил по-английски: Фор ремембер… [49]
Ундина испуганно отодвинула шкатулку.
— Нет, нет! — воскликнула она, качая головой. — Этта весць торрогая, торроже чемодана…
— Тем более обидно, если она сгорит или утонет, — пожал плечами Юрий, уже совершенно войдя в героическую роль и с удовольствием видя боковым зрением, как прислушиваются павлоны. — Все равно я её где-нибудь оставлю, не в бой же мне её брать? Слышали? — война начинается!.. Возьмите на память, но… — тут он повысил голос специально для армейцев, — но обещайте, что будете хранить в ней письма любви, как делала моя бабушка… Стуур лукка, адьё… [50]
49
Пожалуйста, возьмите её на память… (англ.).
50
Большого счастья, прощайте… (швед.).