Капитан чёрных грешников
Шрифт:
То был даже не испуг, а столбняк, оторопь, бред.
— Боже! — воскликнула она. — Дядюшка сошел с ума!
И она, лишившись сил и дара речи, упала в кресло.
На этот крик, на раскат громового голоса старшего брата прибежал отец Марты.
Он видел побледневшего брата, Марту почти без чувств — и ничего не мог понять.
— Да что же тут происходит? — воскликнул он наконец.
И обратил на брата гневный взор.
Тогда господин Жан де Монбрен сделал видимое героическое усилие над собой.
— Как
— Да, да, дядюшка, скажите! — вскричала обезумевшая Марта. — Говорите! Ну же! Обвиняйте его! Ха-ха! Обвиняйте!
Марта рыдала и смеялась таким нервическим смехом, что поневоле страшно становилось за ее рассудок.
— Я вижу, — произнес господин Жозеф де Монбрен тихим голосом, сдерживая гнев, — что речь опять все о том же…
— О том же, батюшка, о том же! — подтвердила рыдающая Марта.
— Что же это такое! — воскликнул Жозеф де Монбрен. — Ведь это чистое средневековье!
Господин Жан де Монбрен пожал плечами и сказал:
— Да выслушайте же меня!
Голос его в этот миг почему-то прозвучал властно.
Брат его склонил голову.
Даже Марта перестала рыдать и хохотать, а испуганно посмотрела на дядю.
В этом седобородом высоком человеке с суровым взглядом было некое странное величие.
— Я глава семьи, — сказал он. — Вы должны слушаться и слушать меня.
— Говорите, — сказал отец Марты.
— Как вы знаете, — сказал господин Жан де Монбрен, — однажды ночью в наш замок пробрались злодеи в одеянии черных братьев.
Марта встряхнула головой, как бы говоря: "Но к Анри это не имеет никакого отношения".
— Слушайте меня, — еще раз сказал старый дворянин. — Главарь этих бандитов, который велел связать меня и моего лакея, который похитил сто тысяч франков золотом из моего секретера, который затем стрелял в меня — я узнал его.
— Вот как? — сказал Жозеф де Монбрен.
— И лакей мой тоже.
Марта опять встряхнула головой и хотела что-то сказать.
— Молчите! — воскликнул старик и продолжал с иронией в голосе: — И целясь в меня, этот человек сказал: "Теперь я не буду нуждаться в твоем благословении".
Марта снова нервически расхохоталась.
Отец ее пристально глядел на господина Жана де Монбрена и, видимо, тоже думал, что брат его сошел с ума.
Тогда господин Жан де Монбрен подскочил к сонетке и с силой дернул ее.
Вошел лакей.
— Антуан, — произнес господин Жан де Монбрен, — пришло время сказать правду.
— Вы полагаете?
— Кто был главным у черных братьев?
— Но, сударь…
— Кто человек, ограбивший меня?
Антуан сочувственно глядел на Марту.
— Кто хотел убить меня? Говори, я приказываю!
Антуан понурил голову.
— Господин Анри де Венаск, — ответил он.
— Неправда! — воскликнула Марта.
— Барышня, — кротко
— Значит, ты ошибся! Тебе померещилось! Этого не может быть, что ты говоришь! Никак не может!
Антуан покачал головой.
— Барышня, — сказал он, — я не знаю, почему хозяин велел мне сейчас сказать это: прежде он взял с меня клятву не говорить ничего, потому что вы этого не переживете. Но то, что я сказал сейчас, — правда истинная, клянусь вам.
— Боже!
— И когда он стрелял в вашего дядю, то сказал: "Теперь ты не откажешь мне в благословении".
Марта шагнула к лакею и схватила его за руку:
— Скажи мне теперь, скажи…
Глаза ее сверкали.
Антуан ждал вопросов.
— Так ты говоришь, что главарем черных грешников был господин Анри де Венаск?
— Да, барышня.
— Но ведь у черных братьев на голове были капюшоны?
— Да, барышня.
— И у него тоже?
— Да, барышня.
— Значит, ты не видел его лица?
— Нет, не видел, но слышал…
— Ты ошибся! Это был не он!
Марта гордо посмотрела на дядю.
— Нет, нет! — продолжила она после секундного молчания, которое показалось вечностью. — Нет, невозможно то, что вы говорите! Господин барон де Венаск — благородный дворянин, а не бандит, и в тот час, когда вы, дядюшка, чуть не погибли от пули душегуба, он был в Вандее, рядом с герцогиней Беррийской, и проливал свою кровь на поле боя при Пенисьере.
И Марта, еще более горделиво вскинув голову, опять посмотрела на дядю.
Старик только пожал плечами.
Отец Марты, совершенно растерянный, понурил голову.
Она же, как африканская львица, которой сказали, что ее любимый лев трусливо бежал от пантеры, взяв все силы от любви и всю доблесть от веры, восклицала:
— Вы все ошиблись! Вы безумные слепцы! Не верю вам! Не верю!
Неожиданно она шагнула к Жану де Монбрену и сказала:
— Дядюшка, то, что вы сказали мне теперь, надо повторить вслух, громко, при всех; надо привести сюда следователей и сказать им, что человек, ограбивший вас, человек, хотевший убить вас, бандит, поджегший ваш дом — это барон Анри де Венаск, жених и супруг перед Богом вашей племянницы!
— Опомнись! — воскликнул старик.
— Это надобно, дядюшка, — продолжала Марта, — не только для вас, но и для меня… Нет, я не верю вам, и правосудие вам тоже не поверит, а если, по несчастью, оно вам поверит, Анри де Венаску довольно будет явиться, чтобы устыдить своих обвинителей!
— Она сошла с ума! — прошептал господин Жан де Монбрен.
— Нет, дядюшка, я не сошла с ума. Но я защищаю свою женскую честь, как вы защищаете дворянскую.
— Твоя честь тут ни при чем, — раздраженно ответил Жан де Монбрен.