Капитан идет по следу

Гроссман Марк Соломонович

Заметив в тех и в других документах похожие слова, майор взял лупу и склонился над столом.

В первой паре: «Доктор», «Докладываю» — не было ничего общего. В слове «Доктор» первая и вторая буквы написаны раздельно, а в «Докладываю» — за один прием. Во второй паре: «Доктор», «Октябрь» — Кичига заметил небольшое совпадение. В слове «Октябрь» верхние штрихи букв «к» и «т» сливались. В слове «Доктор» шантажист стал было соединять их, но остановился на полпути.

В третьей и четвертой парах снова не было сходства.

Над пятой парой: «цина», «цинковый» Кичига просидел

около часа. Снова и снова всматривался он в буквы «ци» — начальные в этой паре. И там и тут буква «ц» бросалась в глаза — подстрочный завиток направлен был не кверху влево, как обычно, а кверху вправо и сливался с верхним штрихом буквы «и».

Буква за буквой сравнивал почерки эксперт. Вон там и вон там в букве «р» основной штрих поднимался над остальными буквами и склонялся вправо, а другие буквы писались вертикально.

В обоих документах буквы «з» начинались аккуратной завитушкой в верхнем штрихе.

Кичига откинулся на спинку стула и несколько минут сидел, закрыв глаза. Потом еще раз тщательно сравнил образцы почерков и придвинул к себе чистый лист бумаги.

Написав заключение, майор позвонил Смолину и в следственный отдел прокуратуры.

На рассвете Смолин появился в доме, где жил Владимир Иванович Вареник. Пригласив понятых из соседних квартир, капитан постучал к кочегару.

— Опоздали! — добродушно усмехаясь, сказал Вареник. — За воровство отсидел уже. Теперь не грешен.

Капитан приступил к обыску. Хозяин мирно заметил:

— Веры мне, конечно, полной не может быть. Ищите.

Понятые с недоумением следили за Смолиным, перебиравшим тетрадки и книжки на окне.

Наконец, капитан взял одну из книг и вложил в нее тонкую ученическую тетрадку в клетку. Потом взял с окна бутылку клея и подошел к столу.

Вареник в противоположном углу комнаты надевал робу.

Смолин быстро бросил на него взгляд, развернул книгу и положил рядом с ней анонимку в сером конверте.

В книге не хватало форзаца — чистого серого листа. Поискав глазами штепсель, капитан включил в сеть принесенную с собой аналитическую лампу-пистолет. Навел ее невидимые лучи сначала на клей, прилипший к горлышку бутылки, затем осветил ободок распечатанного конверта. На бутылке и конверте клей светился совершенно одинаково.

Вареник, одевшись, подошел к столу. Пока Смолин возился с лампой, кочегар цедил веселые шутки и подмигивал понятым.

Совершенно веря уже в исход дела, Смолин, не таясь, развернул ученическую тетрадь в клетку. Первый лист ее был оторван. Сыщик достал из всех трех конвертов записки, сложил их и, убедившись снова, что это — части одного листа, — переложил на тетрадь.

Зубчатая линия обрыва на тетради и в письмах полностью совпала.

Вареник, увидев это, побледнел, взгляд его растерянно забегал по лицам понятых. Сразу ощетинившись, он глухо сказал Смолину:

— Не виноват я ни в чем, гражданин следователь! Ничего я никому не писал!

ЯЗЫК

ВЕЩЕЙ

— Это третий случай за неделю, — хмуро сказал Крестов, прижигая новую папиросу от окурка. — Что удалось выяснить?

— Немного. Кража совершена точно так же, как и первые две. Мошенник разобрал крышу вагона, взял товар и выбрался через пролом. Заметая следы, он зашил дыру листом кровельного железа. Вот почти все факты…

— А кроме фактов?

— Кроме?.. У жулика, видимо, превосходные нервы. И силой бог не обидел.

— Любопытно. Объясни.

Крестов кивнул на стул и подвинул капитану коробку с папиросами.

— Во всех трех случаях вор появлялся на станции поздней ночью или незадолго до рассвета. Приходил один, это видно по следам. Вагоны, о которых шла речь, стояли на станции по три-четыре часа. О первой и второй кражах нам сообщили немедля после рассвета. Выходит, вор ломал крыши и исчезал с добычей перед зарей.

Смолин встал и несколько раз прошелся по кабинету.

— Станция — не глухой переулок. У вагона всегда могут оказаться люди. Вор должен был ждать своей минуты. В первый раз он стоял возле вагона примерно четверть часа. Я нашел там два окурка. Это — его окурки.

Заметив, что Крестов пожал плечами, капитан предупредил вопрос.

— Курить в таком положении может и неврастеник, конечно. Я сделал вывод по другим следам. Во второй и третий раз я нашел вблизи вагона недоеденный сыр. На обоих кусках — оттиски похожих зубов. Те же следы — на окурках. Отметим — во рту у преступника не хватает резца.

Крестов прищурился, и капитан решил, что полковник заметил эту немаловажную деталь.

— После первой кражи осталось мало следов. И я сделал тогда, пожалуй, промашку. Мне показалось: вор служит в товарной конторе и хорошо знает, что в вагонах. Сыск вел по этой догадке. Найдя сыр, я понял: не то…

Докурив вторую папиросу, Смолин посмотрел на полковника, махнул рукой и достал трубку.

Крестов кивнул:

— Дыми, дыми, табакур.

— Вы сами учили меня, Григорий Карпыч, у вещей точный язык. Вот о чем мог рассказать сыр. Знает вор, где нужный вагон, рассчитает время для кражи. Зачем же брать с собой еду? Мог закусить и перед «делом». Значит — не знал. Значит, вприглядку определял, по виду. А это — небыстрое дело.

На вторую кражу он пришел с сыром. Наметив вагон и выжидая, мошенник спокойно начинал закусывать. Для такой трапезы нужны крепкие нервы.

— Вероятно. Но, может, аппетит здесь не при чем? Может, сыр был нужен для маскировки? Кончил человек работу и закусывает. Кто придерется?

— Нет. Не думаю. Он доедал почти весь сыр. Я по себе знаю: взвинченный человек ест плохо, неохотно.

— Пожалуй.

— Так вот, заметив, что вокруг никого, что пришло время действовать, преступник бросал недоеденные куски и взбирался на крышу.