Капитан Кирибеев. Трамонтана. Сирень
Шрифт:
— Стоят на якорях, — сказал Данилыч, — вон там, у порта.
Данилыч говорил правду: ни одно судно не ушло в море. Значит, и Скиба на месте. Стало быть, мне нужно поскорее «оформить» моторку…
Товарищ Скиба под бумажку согласился бы выдать любую вещь, лишь бы «документ» был по «хворме», то есть имел бы штамп учреждения, круглую печать, подпись и исходящий номер.
Бумагу для него я составил что ни на есть официальную: от Всесоюзного института рыбного хозяйства и океанографии на бланке, выданном мне в Москве. На основании сей бумаги и согласно резолюции товарища
Данилыч сразил меня своей ошеломляющей энергией: он принял из рук бухгалтера бумагу, как эстафету, и помчался к складу. Когда увидел, что склад заперт — кладовщик ушел обедать, — понесся к нему на дом. Не прошло и получаса — взмокший, тяжело подпрыгивая и переругиваясь на ходу, он привел кладовщика, хмурого дядю с густыми бровями и плохо выбритыми щеками. Открыв склад, кладовщик вынул из кармана голубую баночку из–под зернистой икры; оторвал клок бумаги для цигарки–слюнявки и стал было сыпать махорку, как вдруг заметил Данилыча, шагнувшего в склад.
— Куда? — строго сказал он. — Склад закрыт.
— Ты шо?! — воскликнул Данилыч. — Того?.. Чорного бичка съив, чи шо? Склад у него закрыт. Так я зараз тебе его открою!
Данилыч распахнул ворота и, не обращая внимания на ворчание кладовщика и на Скибу, подошедшего в этот момент к складу, сказал:
— Заходьте, Лексаныч! Вот шлюпка, а вот мотор, — и, обратившись к кладовщику, крикнул: — Давай оформляй! Некогда нам тут болтаться!
Кладовщик нехотя взял бумаги, долго их вертел перед глазами, кряхтел и наконец «охвормил».
27
Вскоре лодка стояла на стеллажах. Данилыч обхаживал ее, как цыган подседельного коня. Лодка, или, как он говорил, моторка, действительно была чудо как хороша!
Конечно, сухопутный человек в ней ничего особенного не увидел бы, кроме того, что у нее планширы и буртики были из дуба. Зато моряку сразу бросалось в глаза, что шлюпка эта, несмотря на кажущуюся с первого взгляда грузность, была легкой и на волне, должно быть, озорной, как чертенок: ее киль, обтянутый стальной полосой, был похож на конек для фигурного катания. Казалось, вот только сядь в нее с парой весел, и она пойдет летать по морю!
Добротная, отличная шлюпка! Все на ней было: рыбины, рымы, утки и ушки, вант–путенсы. Хочешь идти на веслах — пожалуйста! Под парусом — тоже! С мотором — сколько душе угодно! Недаром капитан Белов хвалил ее. Похлопав по носовому люку, Данилыч нехотя отошел к мотору и взялся протирать его.
Через час все было, как сказал Данилыч, «на товьсь», то есть мотор протерт, и подвешен, и даже опробован. Оставалось получить необходимый для плавания в море набор, а он не маленький — около двадцати предметов! Тут и рангоут, нагеля, отпорный крюк, якорь, штерты, уключины и весла, фонари, ракетница, лейка для вычерпывания воды и всякие другие мелочи. Кладовщик стал было волынить. Вот тут–то и проявился истинный темперамент Данилыча
— Николы не було?! — удивился Данилыч. — Так я зараз покажу тебе, што тут есть, а чого нема!
Пыль поднялась, когда Данилыч, отбросив костыли, забрался в глубину склада, где лежали пряжа, капроновые сети, весла, подборы, пеньковые и манильские тросы, анкерочки, бочки, буи, якоря и якорь–цепи, фонари… Данилыч чихал и чертыхался, в складе стоял великий грохот. Потом на миг замолкало, и к нашим ногам летели то уключины, то дрек (шлюпочный якорь), то мотки тонкой бечевы (линьки), то штерты.
Через полчаса все нужное было добыто и лежало около конторки кладовщика.
— Ну шо? — сверкая глазами, весь мокрый и грязный, спросил Данилыч. — Николы не було? Эх ты, хозяин!..
После оформления мы хотели было «перекантовать» лодку к дому Данилыча, там взять провизию, научные приборы и личные вещи, но Скиба вдруг проявил несвойственную ему решительность: он категорически не советовал гонять лодку. По его мнению, груженую лодку трудно отваживать от берега — лучше принести все вещи сюда и отойти от причала. Но и Данилыч уперся и стоял на своем. Зная отношения Скибы и Данилыча, я понимал, что ни тот, ни другой не уступит, и, доказывая, как лучше обойтись с лодкой, они убеждали не друг друга, а меня.
Я должен был решить, как лучше. Но у меня не было достаточного опыта в этом деле. Я сказал Данилычу, пусть он решает сам, как лучше сделать, но предупредил его: если посадит лодку на мель, — строго взыщу.
Данилыч просиял весь. Я понял, что решил правильно: по–моему, он был опытнее Скибы. Когда спор был кончен и Данилыч занял свое место у мотора, Скиба, закусив нижнюю губу, выразительно пожал плечами: мол, смотрите сами, а я теперь ни за что не отвечаю. Затем, небрежно кивнув мне, быстро ушел с причала в контору.
28
Как только Скиба скрылся из виду, на мостках рядом с причалом, там, где рыбачки обычно стирают «чоловичьи» спецовки, дерюги и пестрые лоскутные дорожки, опять появилась с коромыслом на плече девушка. Я узнал ее сразу, едва лишь она показалась на берегу. Это была та самая девушка, которую я встретил вчера в сумерках, возвращаясь из клуба домой. Ее корзины были полны белья, а шла она, как оленица к лесному ручью, легкой, пружинящей походкой. Сняв с плеча коромысло, она закинула руки за голову и стала оправлять волосы.
В этот момент я и встретился с ее случайным взглядом. Во мне что–то против воли дрогнуло — будто сердце остановилось.
Что это? Я слышал много рассказов о любви с первого взгляда. Со мной же никогда ничего такого не случалось, я считал это чепухой. Но чем дольше я на нее смотрел, тем настойчивее лезла в голову всякая сентиментальщина, а не смотреть не мог, потому что меня так и тянуло взглянуть. А, черт! Вчера я из–за нее долго не мог заснуть, а сегодня… Однако какие же у нее глаза?