Капитан Соври-голова или 36 и 9
Шрифт:
— А клад делим поровну? — опять заныл Печенкин.
— Как это поровну! — возмутилась Зинаида.
— Деду шиш! — заявил Комаров. — А остальные на пять частей. И баста! Две части вам, остальные три — нам!
— Это почему же нам две части? — опять возмутилась Зинаида.
— Потому что вас всего двое работает!
— Я вообще больше не работаю, пираты! — заявил неожиданно Дима. — Глупости все это! Нет тут никакого клада. И деда никакого нет. И не было. И купца не было с его дачей. Я ямы для черемух рыл, а не клад искал, я только так сказал, что
— А самовар?
— А я его сам тут закопал… То есть я не закопал, я его просто так бросил, а когда дорогу делали мимо нашего сада, так его и засыпали, наверное, вот… Я его хотел в утиль сдать на цветные металлы, а его тут землей засыпали, я не успел! Вот…
Главное, Диме сейчас самому ужасно вдруг стало стыдно за то, что пережил тут с этой самой выдумкой какой-то приступ, какой-то вроде болезни, что ли, золотой лихорадки с температурой, как при гриппе.
— Все, — повторил Дима громко, — я больше в этой золотой лихорадке не участвую!
Подавляющие переглянулись.
— Хочет, чтобы мы ушли, — сказал Комаров. — Хитер! Мы уйдем, а они тут вдвоем, без нас! Продолжать! — скомандовал Комаров. — Полдела сделано, я не из тех, кто отступает… и тем более — уступает!
— Прощайте, пираты… — устало сказал Дима и, еле переставляя ноги, двинулся к даче. А Зинаида осталась. Она вроде и поверила и не поверила. Наверное, больше не поверила, чем поверила, раз осталась.
Утром Дима с папой вышли на крыльцо. Вместо девяти ям было вырыто около восемнадцати. Папа даже присвистнул от удовольствия.
— Можно же при желании… — сказал он.
— При желании найти клад, — пояснил Дима.
— Какой клад?
И Дима рассказал папе про клад и про все остальное.
— Чтоб интересней копать было… — пояснил Дима.
— Ну, молодец! — пришел папа в восторг. — Какой сообразительный человек! Здорово про клад придумано! Теперь насажаем кусты и деревья, у нас тут настоящие джунгли будут! Молодец твой дед! Кстати, это что за дед?
— Какой дед? — изумился Дима. — Я все это сам придумал!
— К чужой славе хочешь примазаться? — спросил папа.
Дима хотел возмутиться еще больше, но в это время к ним подошел участковый милиционер.
— Тут поговаривают, что на вашей территории вчера клад нашли, — сказал участковый. — Закон знаете? Нашли — надо сдать. А премию, конечно, получите — тоже по закону.
— Какой клад? Какая премия? — вскипел папа. — Это дед какой-то про клад придумал, чтобы этим вот мальчишкам было интереснее ямы копать. Ямы под кусты мы рыли!
— Мое дело напомнить, — сказал участковый. — Сдать надо клад, — и он пошел к калитке.
— Так это ты придумал все-таки? — продолжал кипеть папа.
— Это не я, — сказал спокойно Дима. — Это дед. Он тут мимо нас в электричке проезжал!
— Ну, пусть только еще раз проедет! — сказал папа.
Как капитан Соври-голова чуть не стал чемпионом,
Фосфорический мальчик
Солнце лежало на полу большими квадратами. В каждый квадрат упирался как бы слоновой ногой широкий луг. Громадный солнечный слон стоял между классной доской и партами и весь сверкал мерцающими, летающими, плавающими пылинками. Что-то тропическое было в классе еще и от теней старого плюща в углу.
— Так вот, — сказал капитан Соври-голова, сокращенно капитан Сого, он же Дима Колчанов, — в африканской пустыне эти самые арараты…
— Какие арараты? — поправил очки химик Шура Гусев, любивший точность. — Какие еще арараты? Арарат — это гора на Кавказе. Вечнозаснеженная гора с вечнозеленой растительностью.
— Ха! — сказал Дима Колчанов. — Гора! Крестьян так зовут африканских — арараты!
— Их зовут ораторы, кажется, — робко вставила застенчивая Наташа Рыбкина, — или, как их, оратории… то есть нет…
— Арабы… — зевнул Костя Стрельников, которого никто ничем не мог удивить, даже сам капитан Сого.
— Арабы — это вообще… это нация… — сказал Дима Колчанов, — а арараты — это крестьяне… они копают землю кайлой и едят сушеных кузнечиков.
— От сушеных кузнечиков араратом не станешь, — возразил Шура Гусев. — A-а, вспомнил! Их зовут аратами!
— Какая разница? — сказал Дима, разглядывая прищуренными глазами солнечного слона, слегка переместившегося к дверям. — Араты или арараты? Важно, что они едят! Так вот, я насушил кузнечиков и…
Но никто так и не успел узнать, что сделал Дима Колчанов с сушеными кузнечиками. В пятый «А» влетела Света Брунова с криком ужаса:
— Ребята! Этот новенький, который Сорокин, обыграл всех в шахматы! Весь наш пятый «Б»! Он обыграл еще и весь свой пятый «В»!
Даже солнечный слон от такого известия вздрогнул — золотые пылинки так и запрыгали в нем. Дима Колчанов спросил с ехидцей:
— В поддавки, что ли, играли?
— Ты что? — вскричала Света. — Шутишь?! А он сюда, между прочим, движется! С шахматной доской, между прочим! И с сопровождающими лицами!
В классе стало тихо. Голос Светы звенел уже в коридоре. Новость о потрясающих победах новенького неслась по школе со скоростью Светы.
— Так вот, — сказал Дима Колчанов, поудобнее устраивая ноги под партой и возвращаясь к африканской теме, — когда мне было четыре года и мы жили в одном из глухих районов Конго…
— Ну, даешь! — зевнул снова Костя Стрельников. — Так я и поверил!
— Кто не верит, может выйти, — сказал Дима, — я не держу… Значит, в Конго…
Раздался грохот, как будто кто-то ударил в боевой африканский барабан. Саня Петушков, староста пятого «В», гремя шахматами в коробке, появился в дверях. За ним встал некий мальчик, худенький и строгий, и с любопытством исследователя посмотрел, как всем показалось, на капитана Соври-голову.