Капитан Соври-голова или 36 и 9
Шрифт:
— Что это такое? В чем дело? Ой, мама, я боюсь, — сказал Комаров.
— Капитан Сого — чемпион мира в весе ни пуха ни пера, — засмеялся Смирнов.
Колчанов стоял прямо, хотя ноги от страха у него подламывались. Это так озадачило подавляющих, что они даже не сразу начали его подавлять, а сначала допели свою песенку.
— Ваше нам, — сказал Комаров, обращаясь к Колчанову, — а наше не вам…
Начиналось обычное подавление личности, от которого Колчанов чаще всего спасался бегством, но на этот раз он стоял, хотя ноги его сами по себе так и норовили сорваться с места.
— Что-то я тебя давно
— В боксерской школе пропадает! — сказал Смирнов.
— Там и пропадет! — поддержал его Молчунов Виктор.
— Уж начал пропадать, ишь сколько ему синяков поставили. — Комаров противно засмеялся. Колчанов смело промолчал.
— А как собак стригут, знаешь? — спросил его с издевкой Борис Смирнов.
Подавляющие всегда задавали Колчанову при встрече какие-то дурацкие вопросы.
— Ножницами! — нахально ответил Колчанов.
— Ножницами! — засмеялся Витька Молчунов. — Собак стригут так… За хвост и об забор. Жалко, что у тебя нет хвоста, а то… я бы тебе показал, как стригут собак.
Колчанов снова смело промолчал.
— Подпрыгни, — сказал Комаров, — что-то ты долго стоишь на одном месте? Застоялся, наверно?
Колчанов подпрыгнул. В карманах у него зазвенела мелочь.
— Выгружай, — приказал Комаров, как всегда. — Смирнов, помоги.
— Ты чего не выгружаешь? — удивился Комаров. — А вы чего не выгружаете? — спросил Комаров Смирнова и Молчунова Виктора.
— Так ведь ударит, — сказал Смирнов.
— Не ударю, — сказал Колчанов. — С меня расписку взяли, что я не буду бить не боксеров.
— Кто взял?
— Тренер по боксу. В «Крылышках». Там открытые соревнования были. Выходи и боксируй кто хочешь, с кем хочешь. Я вышел, нокаутировал чемпиона Москвы среди мальчиков. Мне сразу третий разряд. И с меня расписку, чтоб зря не дрался. Не сдержу слово — дисквалифицируют.
— Вот дает, — сказал Комаров.
Молчунов и Смирнов выгребли из карманов Колчанова всю мелочь.
— Рубль двадцать три копейки, — сказал Дима Колчанов и пояснил: — Это я для того, чтобы с вас лишнего не взять, когда будете долг возвращать… — А про себя подумал: «Не подействовали перчатки…»
А на следующий день к Колчановым на пироги приехал папин сослуживец. Вместе с собой он привез двух сыновей, которых смешно звали Кешка и Гешка, и еще дочку с собой захватил, по имени Тошка. Дима сразу ее переделал в Картошку. Дима вообще о девчонках не привык думать и даже внимания на них не обращал. Даже на Наташу Рыбкину внимания не обращал. То есть был как-то случай, когда он на нее обратил внимание, как-то заметил, что она существует — такая вся застенчивая и светленькая. И он что-то такое маме сказал про Наташу — мол, она на подснежник похожа. Мама удивилась и сказала: «Это еще что такое! Рано тебе еще об этом думать, рано!»
«Ну, рано так рано!» Маме лучше знать, что рано или не рано, ну, конечно, только в этом смысле, а не в смысле путешествий. Она взрослая, и тут ей видней. Дима тогда подумал, что, наверное, в жизни каждого мальчишки настает такой день, когда к нему подходит мама или папа и говорит: «Ну, давай думай о девчонках, думай! Пора!»
Тошку почему-то, между прочим, посадили за столом рядом с Димой.
Вдруг за его спиной раздался шорох, когда он совсем уже было успокоился. Дима оглянулся. И увидел эту противную Тошку-Картошку. Она, напевая себе что-то под нос, стала ходить вокруг Димы, сужая круги, и собирать цветочки в траве. Дима подозрительно смотрел на нее и думал: «Приперлась, тоска зеленая… Понравиться, наверное, хочет… Ишь, распелась! Ля-ля, ля-ля! Никто ее сюда не звал!»
— Вы что, книжку читаете? — спросила она, останавливаясь за Диминой спиной.
— Землю копаю… — ответил Дима грубым голосом.
— Про любовь? Или про дружбу? — спросила девчонка, не обращая внимания на грубый Димин голос.
— Про дружбу! — еще грубее ответил Дима. — Кошки с собакой…
— Вы грубый… — сказала Тошка, — потому что вы, наверное, не верите в дружбу! Не верите ведь? — спросила она Диму и тут же сама себе ответила. — Не верите, не верите, я по глазам вижу!
«Скажи-ите, пожалуйста, она еще и по глазам чего-то там видит», — подумал про себя Дима, но вслух ничего не сказал.
Тошка немного попела еще писклявым своим голосом, а потом спросила:
— А вы, правда, в дружбу не верите?
Дима снова промолчал.
— Может, вы презираете девчонок? — не унималась Тошка. — Есть такие ребята, которые презирают…
— Ненавижу! — сказал Дима, трясясь от злости. — Ненавижу всех девчонок на свете!
— А вот мой брат Кешка меня не ненавидит, — сказала Тошка. — Он со мной дружит. Он за меня всегда заступается!
В это время на поляне как раз появился Кешка. Он молотил по воздуху руками и при этом как-то смешно приплясывал. «Пирожки утряхивает, — подумал Дима. — Облопался!» А вслух спросил:
— А что это он делает?
— Упражняется, — объяснила Тошка. — Он у нас боксер. А это называется бой с тенью.
При слове «боксер» Дима посмотрел на Тошку повнимательней. Вообще-то девчонка как девчонка и не такая уж противная, как показалось. И глаза — зеленые, как трава, ничего глаза, нормальные. И нос не картошкой, а просто чуть курносый. Симпатичный такой нос. Во рту Тошка все время травинку держит…
Дима еще раз посмотрел на брата Тошки, продолжающего бой с тенью, и спросил: