Капитан Соври-голова или 36 и 9
Шрифт:
Две шашки были уже извлечены из рюкзака и положены на землю недалеко друг от друга, рядом с кирпичами для сидения. Шашки оставалось только зажечь, что Дима сразу же и сделал при его появлении. Стоя на коленях спиной к Женьке, он посмотрел на часы, чиркнул спичкой, и тотчас же из-за его головы словно бы вылетела стайка черной мошкары. Дима обернулся, посмотрел на Женьку и потер руки.
— Сейчас… — сказал он. — Сейчас мы узнаем, чем ты дышишь…
Женька присел с закрытыми глазами на кирпич и, чтобы Дима не узнал, чем он дышит, стал, как попугай,
Дым лез Женьке в глаза, поэтому он еще и жмурился, и морщил нос.
— Глаза открой! — закричал Дима. — Дым читают с открытыми глазами!
Женька открыл глаза и увидел, что из его шашки дым идет какого-то подозрительного черного цвета. При виде этого дыма он сразу же перестал думать о своих ботинках.
«Ой, ой, ой! — подумал он, — какой-то уж больно страшный дым… как бы пожара не было…» И еще он подумал, что сейчас Дима посмотрит на его дым, прочитает его и, вероятно, заорет: «Что я вижу? Из шашки идет обыкновенный дым, а этот неврастеник думает о пожаре! Трус! Ничтожная личность!»
Но вместо этого Дима почему-то закричал совсем другое.
— Слушай! — закричал Дима. — А почему это у тебя такой жидкий дым?!
Женька в первый раз посмотрел на Димин дым. Действительно, по сравнению с Диминым дымом Женькин дым представлял прямо-таки жалкое зрелище! Из Диминой шашки дым валил, как из пароходной трубы, а из Женькиной поднимался какой-то жалкой струйкой.
— Э-э-э! — закричал Дима. — Да ты, наверное, ни о чем не думаешь.
— Как это не думаю! — закричал Женька. — Я думаю!
— А почему же у тебя такой жидкий дым? — не унимался Дима.
Женька хотел сказать, что, вероятно, какие мысли у человека, такой и дым у него, но удержался и только раскашлялся, потому что дым продолжал лезть и в глаза, и в рот, и в нос!
— Придется тебе еще одну шашечку под нос добавить! — сказал Дима, тоже кашляя.
С этими словами он достал из коробки еще пару шашек и запалил их.
Одну шашку Дима оставил себе, другую поставил Женьке под самый нос и стал ее раздувать. Из второй шашки повалил не только дым, но и полетели искры. При виде искр мысли о пожаре вспыхнули в Женькиной голове с новой силой, и он стал думать о том, что будет, если дача и вправду загорится.
Все, наверное, сгорит. И даже бабушкин железный сундук, куда папа с мамой сложили все кожаные вещи и предметы. И еще Женька подумал, что если Дима прочитает сейчас его мысли, то это будет не так уж плохо. В конце концов, лучше пусть он сам погорит со своими мыслями, чем дача со всем имуществом.
— Дима, — сказал Женька, — ну, ты хоть одну мою мысль уже различил в дыму?
— Нет еще, — сказал Дима, тоже кашляя и чихая.
«Что же делать? — подумал Женька. — Пока Дима сумеет различить в дыму мои мысли, пройдет, может быть, час, а может быть, и больше, а дым идет все гуще, и искры летят вовсю, и запахло уже чем-то паленым…
— Сейчас узнаем, о чем он думает… — прошептал
А Женька, чтобы хоть как-то помочь Диме и спасти положение, начал думать вслух:
— Я, — сказал Женька, — думаю сейчас о том, чтобы пожара не было.
А Дима и не слышал его голоса, он сам заорал:
— Сидишь неправильно! Далеко от дыма сидишь! Так, конечно, никакие мысли не прочтешь!
— Ничего себе — далеко! И так дышать нечем!
— Надо в самом дыму сидеть! — кричал Дима. — Чтобы мысли дымом пропитались, а дым — мыслями! Вот как надо!
С этими словами Дима сунул запросто свою голову прямо в дым, подержал немного, а потом вытащил обратно. Белое Димино лицо после этого сразу же превратилось в негатив. А по щекам его побежали слезы. Затаив дыхание, Женька повторил Димин маневр и тоже тихо про себя разревелся.
— Так, — сказал Дима, плача. — Теперь глотни его!
Женька глотнул. Ему уже было все равно, лишь бы Дима прочитал его мысли про пожар.
— Так, — сказал Дима, чихая, кашляя и плача. — Теперь другое дело! Теперь гораздо лучше!
Может быть, Диме действительно стало лучше, но когда Женька еще раз сунул голову в дым и потом еще раз глотнул его, ему сразу стало гораздо хуже. Он опять зачихал и закашлял, а по лицу у него побежали тройные слезы — одни из-за того, что дым ел глаза, другие оттого, что ему ужасно стало жаль дачу, третьи потому, что Дима и после глотания дыма не смог прочесть ни одной его мысли. А дым стоял над ними, как над морской эскадрой, и спины уже почему-то пекло.
— Сейчас узнаем, узнаем, о чем он думает! — бормотал про себя Дима.
Тогда Женька не выдержал и просто заорал.
— Не знаю, — заорал он, — о чем ты, Дима, думаешь, а я лично думаю о том, что наша дача уже горит! И нам с тобой, Димыч, надо не дым читать, а пожар гасить!
А Дима тоже заорал:
— Что ты мне про свои мысли кричишь! Ты мне про мои мысли кричи!
А Женька закричал:
— Свои мысли ты и сам знаешь! А мои не можешь прочитать, не можешь!
А Дима опять за свое:
— А я почему не могу их прочитать? Потому, что мой дым перепутался с твоим дымом и я не могу различить свои мысли от твоих!
Женька заорал пуще прежнего:
— И все ты врешь! Мои мысли сейчас о том, что надо звонить по ноль один! А все остальные мысли — это твои, а не мои вовсе!
И тут, вместо того чтобы сказать спасибо Женьке за помощь в прочтении мыслей, Дима вдруг ужасно рассердился:
— Некоторые типы говорят слова, чтобы скрыть свои мысли, только со мной такие штучки не пройдут! Нас не собьешь!
Но к этому времени Женька уже так нахватался дыма, что ему все равно было, что там думает о нем Дима, ему так стало все равно, что он перестал помогать Диме читать мысли и совсем перестал интересоваться тем, что думает его троюродный брат. Он обернулся на дачу и увидел, что все окна у нее такие, как будто в комнатах кто-то проявляет при красном свете. Тут уж он просто завопил: