Капитан Виноградов
Шрифт:
— Обижа-аешь, начальник! — совсем по-русски, с почерпнутыми из какого-то телесериала блатными интонациями протянул Йорма. После нескольких лет, проведенных в Питере, этот полицейский, представитель страны Суоми, написал диссертацию о российской организованной преступности, пристрастился к портвейну и ругался матом не хуже обычного эстонского водопроводчика.
— Нормально. Могу подробно перевести… — Похмельный, судя по всему, представитель отечественного министерства иностранных дел качку переносил плохо — уже дважды он выходил на палубу «подышать
— Не надо! — пожалел его капитан.
Суденышко казалось крохотным, но пассажиры умудрились каким-то непостижимым образом разбрестись кто куда. В носовом салоне оставались только Виноградов с переводчиком да оба финна. Штатский с самого отхода вместе с морским офицером поднялся в рубку, носители загадочной аппаратуры дымили дешевыми сигаретами в кубрике команды, а Лукенич, Шишкин и оба полковника — погранвойск и милицейский — чинно потягивали ароматный кофеек в каюте напротив гальюна. Когда Владимир Александрович прошел мимо них по малой нужде, разговор между представителями дружественных служб касался проблем рыбалки и минувшего грибного сезона…
— Есть что-нибудь новое по этому? — просто чтоб что-нибудь спросить, поинтересовался Виноградов, возвращая Пекке последний подписанный лист — компьютерную схему места происшествия.
Паасонен кивнул, подбирая слова:
— Да, вы же видите…
Что должен был видеть Владимир Александрович, он не понял — судя по привезенным из Хельсинки документам, дело находилось еще в стадии бумажного оформления. Но тем не менее понимающе нахмурился:
— Разумеется!
Только сейчас он разглядел, что и финн выглядит не лучшим образом: покрасневшие глаза, бледный, с нервной коньячной одышкой… Видать, действительно вчера они с Шишкиным от души посидели!
— Кофе? Или… пива? — В салон свесилась растрепанная голова матроса: очевидно, судовое начальство решило проявить гостеприимство.
— А успеем? — верный своей привычке высасывать информацию при каждом удобном случае спросил Виноградов: хотелось все-таки знать, куда идем, зачем и на сколько…
— Еще минут двадцать! — парень ответил мгновенно, он же не знал, кому что нужно говорить, а что нельзя.
Владимир Александрович хотел продолжить, но его перебил мидовец:
— Пива! Если никто не возражает…
— Мне тоже!
— А я, пожалуй, кофе. — Йорма, очевидно, вечер провел спокойно, поэтому предпочел напиток по погоде, а не по самочувствию.
— А я — пивка! — Кофе Виноградов мог и дома попить, а тут, если уж на дармовщинку… Притом, в отличие от остальных, он был не на работе.
— Так… Три пива и кофе! — сам себе скомандовал матрос и скрылся.
Дальше идти было уже значительно веселее…
— Знаете, последнее время я после выпивки испытываю жгучее чувство голода… а в промежутках — приступы просвещенного либерализма!
Парень из Министерства иностранных дел оказался человеком общительным и не жадным —
— Натуральный молдавский «Белый аист»! Уважаете?
— Может, бутерброды попросить? Или еще чего..? — Наметившийся пикничок начинал Виноградову нравиться. Жаль, не успел подготовиться должным образом, но…
Шум двигателя неожиданно сменил силу и тональность, перестала ощущаться качка.
— Что там?
— Ход сбавили… — Владимир Александрович отодвинул шторку и приплюснул нос к холодному стеклу иллюминатора:
— Берег… Остров, что ли? Бухта?
— Пора!
Финские полицейские уже стояли перед трапом.
— Что же, пойдемте.
Мидовец с сожалением убрал коньяк, и все четверо направились на палубу.
…Это действительно можно было назвать бухтой: рваное ожерелье из не повторяющих один другого валунов, местами сбившихся в причудливые гроздья, местами — плоско стекающих под дрожашую кромку прибоя. Смешанный — сосна и береза — лес, вплотную подступающий к воде, темный и непроглядный уже в полуметре от берега… Два протянувшихся слева и справа стреловидных мыска замыкают почти правильный круг так, что между ними остается не более чем десятиметровый пролив: у основания одного из мысов чернеет на фоне неба ажурная металлическая конструкция.
— Та-ак!
Технический персонал деликатно выгладывал наружу через открытую дверь надстройки, а все «первые лица» столпились на палубе.
— Та-ак… — Штатский, рассматривая упакованную в полиэтилен карту, умудрялся возвышаться даже над почти двухметровым Храмовым:
— Это здесь! Отлив?
Моряк посмотрел на часы, потом на воду:
— Да! Согласно таблиц.
Судя по тону, суточное колебание водной поверхности организовал именно он — и достойно нес ответственность за бесперебойный ход планетарных процессов.
— Господин Паасонен?
— Да… — У финна в руках тоже были какие-то схемы и карты.
— Видимо, это именно здесь.
— Давайте!
Морской офицер скрылся в рубке, и через несколько мгновений замершее было судно двинулось, описывая медленные циркуляции.
— Ну? Что скажешь? — Виноградов тихонько оказался рядом с Шишкиным.
— А что тут сказать? — прошептал приятель. — Попали!
Пояснить свою мысль он не успел.
— Прохладно, однако!
Рядом вырос майор Лукенич, протянул руку:
— Так и не успели поздороваться толком.
— Приветствую. Объясни, если ты в курсе…
— Господин Паасонен говорит, что стоит «привязаться» к смотровой вышке! — перевел на всю палубу парень из МИДа.
Очевидно, неофициальная часть закончилась, и финны решили действовать по протоколу.
— Тоже верно…
Штатский в шляпе, Паасонен и переводчик как-то незаметно обособились, сверяя какие-то только им понятные цифры.
— А это что за вышка? — кивнул в сторону единственного в обозримом пространстве рукотворного сооружения Виноградов.