Капитан. Наследник империи
Шрифт:
– Пневмо… – раздумчиво протянул принц, – не думаю, чтобы Дурта страдал расстройством душевного рода. Безусловно, сей достойный мудрец всегда был склонен к некоторой горячности мышления, более того…
– Воспаление лёгких, – коротко сказал капитан, – не души.
– Лихорадка? – догадался Кави. – Но ведь ещё сегодняшним утром он производил впечатление человека вполне здорового, ежели, разумеется, не считать лёгкого кашля.
– И…
– «И»?..
– И лёгкого чиха. И лёгкого пота. Лёгонького.
– Пожалуй, – признал Кави. – Но вполне очевидно,
– Нервный, – раздумчиво проговорил Немец, – думает много, питается паршиво, телосложение астени… короче – дрищ.
Очередное незнакомое слово прозвучало мрачно, как если бы сама судьба устами капитана выносила Дурте смертный приговор. Принц, разумеется, и не подумал испытать какой-либо из оттенков отчаяния – ибо искренно полагал отчаяние эмоцией постыдной и недопустимой. Но сударь капитан на этом не остановился.
– Иммунитета никакого, – мрачно промолвил он, протирая ладони влажной тряпицею, – а чёрт его знает, что я там с собою приволок…
– Оружие, одежду… – добросовестно принялся вспоминать Кави.
– Помнишь тот холм, где мы после взрыва-то очутились? – не слушая, спросил Немец. – Ну, с нефтью, помнишь?
– Суров Холм, сударь капитан, разумеется.
– Как думаешь – молодой дотуда доберётся? На своих двоих, и чтоб никому не попасться.
– Вполне, отчего же, – с некоторым недоумением пожал плечами принц. Как будто лесной эльф, задавшийся целью остаться неприметным в лесу, может сей цели не достигнуть. Цель же… – О! Вы говорите об оставленном нами секрете? Том малом ларце из гладкого оранжевого дерева?
– Соображаешь, – одобрительно сказал сударь капитан, – горжусь тобой. Кави! Молодой! Ставлю боевую задачу…
– Ваше беспокойство лишено всяких оснований, сударь капитан, – сказал принц, наблюдая, как младший последний раз машет им рукой и скрывается за ближайшим взгорком. На душе сделалось определённо тоскливо. – К утру обернётся.
– А что, эльфы все в темноте-то видят?
– Увы, только лесные. В городских семьях ночное зрение постепенно утрачивается за ненадобностью.
– Правильно, – хмыкнул Немец, – «за ненадобностью». Пойдём-ка в дом.
За время их отсутствия несчастный Дурта снова пришёл в себя и теперь тяжело ворочался, пытаясь хоть чуть удобнее устроиться на низком ложе. Достойный мудрец поднял на входящих воспалённые глаза, попытался было изречь какую-то очередную мудрость, но тут же и зашёлся в приступе мучительного мокрого кашля.
Немец терпеливо дождался, когда сипящие и булькающие звуки немного стихнут, и, протянув руку, ощупал высокий лоб с крупными каплями испарины. Дурта поморщился, но каким-либо иным образом возмущения не выказал. Казалось, он – вопреки очевидному – никак не может поверить в собственное внезапное нездоровье. Кави припоминал, что мудрец действительно хворал весьма редко… о да, пожалуй что и ни разу за всё время их знакомства – там, в будущем.
– Рановато
– Эээ… – только и нашёлся ответить недужный.
Кави, много более привычный к своеобычным манерам капитана, тихонько рассмеялся.
– Жар, вижу. Мокрота отходит… Здесь болит?
– Здесь… и здесь, – подтвердил Дурта, вяло указывая на разные участки собственной груди.
– Угу, – пробормотал Немец, перехватывая его запястье, – тихо…
Несколько долгих мгновений все молчали; сударь капитан держал тонкую руку своего случайного пациента. Кави поймал взглядом страдальчески прищуренные глаза Дурты и улыбнулся так тепло и ободряюще, как только умел.
– Я не доктор, – сказал сударь капитан, закончив слушать кровяную жилку, – но пневмония, уверен.
– Эээ… давайте проясним: «пневмо» – это, как понимаю…
– Лёгкие, Дурта, лёгкие. Не душа.
– Не душа? – протянул достойный мудрец таким разочарованным тоном, что будь у принца хотя бы малейшие сомнения в серьёзности лихорадки – они немедля рассеялись бы.
Увы, сомнений и так не оставалось.
Немец поднял и встряхнул тыкву с подслащённым чиндом.
– Как можно больше пей. Что? Разговорчики. Пойдём, принц.
На крыльце сударь капитан остановился, похлопал себя по карманам и дёрнул щекой. Вполне бездумно, по известной уже Кави привычке, пробежался пальцами по своему «калашу» – последнее время с оружием Немец не расставался, словно человека угнетало сознание неопределённой, но близкой опасности.
Эльфу тоже было не по себе – и тако же он не смог бы указать на источник угрозы.
– Значит, у тебя никаких симптомов? – в который уж раз спросил Немец, присаживаясь на пороге и подтягивая шнуровку высоких башмаков.
– Ни малейших, сударь капитан, – в тон ему ответил Кави, устраиваясь рядом: им предстояло долгое ожидание. – Ни малейших.
– Всё лучше, – пробормотал капитан. – Вот что, расскажи-ка мне о той, как её – Великой чуме.
Только бы не вирусная, подумал капитан. Только бы не вирусная.
Тетрациклин из индивидуальной аптечки – это антибиотик, годится исключительно против бактерий. Второй препарат – сульфадиметоксин… какие-то вирусы он, кажется, подавляет – вот только какие?..
Содара-то явно был болен, те конвоиры тоже. Все, кто с ним общался. Ушастые в полном порядке… правильно, Кави говорит, что и в ту знаменитую эпидемию заражению оказались подвержены только люди.
Вот так, капитан. Что-то ты с собой такое приволок, что-то очень и очень нехорошее.
Может, «по дороге» чего подхватил?.. После взрыва той злополучной гранаты мир вокруг моргнул, а в следующее мгновение сменился другим, совсем другим миром – вот этой самой чёртовой Вишвой. Так-то в обнимку с принцем и чебурахнулись в болото. И ни единой царапины, что самое удивительное, хотя от «эргедешки» в паре-то шагов должно было поцарапать, ещё как. Ни контузии, ни даже баротравмы.