Капитан
Шрифт:
Но что за дело матери до выборов во Франции, когда ее ребенок свалился в реку, а сейчас лежит с высокой температурой!
– Иди сейчас же! И не закрывай дверь - я хочу слышать, что ты ему скажешь.
Прошелестела газета. Отец появился в дверях, небритый и усталый. Он говорил то громко, то шепотом, помогая себе руками, плечами, бровями.
Громко:
– Проснулся?
Капитан кивнул. Отец ткнул пальцем в сторону кухни и открыл рот. Сын понял, проговорил:
– Да, проснулся, папа.
– Ну, как тебе, лучше?
– Гораздо
– В другой раз будьте внимательней... Громко:
– Слушай, Боян! Это не дело - каждый день на реке!
А жесты его в это время говорили "Ты славно поступил, мой мальчик!"
– Вот до чего это довело: должен теперь лежать и тебя пичкают лекарствами...
Шепотом:
– Смотри, маме ни слова, как ты на самом деле в воде очутился!.. Громко:
– Играйте себе здесь - во дворе, на улице. Ясно? И поднял, словно дирижер, руки. Капитан ответил.
– Ясно, папа!
Самую крупную бомбу, однако, подбросил дядюшка Мичо. Молодость ли ему вспомнилась или кто-то что-то ему сказал, только вздумалось старику отправиться к устью. Что это? Его плоскодонки не было! Всегда была здесь - с тех незапамятных времен, когда еще не знали грузовиков и железных дорог, когда и не думали еще перекинуть мосты через Малую и Большую реки. Нет его лодки! А ведь на ней он добирался с грузом зерна до самого моря. По реке, по реке, два дня вниз, десять дней вверх по течению. Лодочник Мичо славился своим умением и силой - одним толчком шеста брал он против течения полную длину лодки. Другие тогда были времена... Вода в реке стояла выше, а уж рыбы, рыбы - вода так и кишела рыбой, и никто не покушался на чужое. А сейчас?
Так думал и бормотал старик. Плохие дети! Отвязали лодку и бросили на произвол судьбы. Сам то он не видел, но ему сказали, и среди них видели одного с совершенно светлыми волосами...
Дядюшка Мичо вошел в школу. Коридоры чистые, блестят; тихо, как в церкви. Старик стянул с головы ветхую шапку, вышагивает почтительно, с благоговением.
– Не школа - царский дворец. Что мне тут делать, неучу?
Он готов был повернуть назад.
И надо же! Как раз в этот миг рядом раскрылась дверь, и вышла старшая пионервожатая. Она несла свернутую в трубку стенгазету, маски для предстоящего праздника цветов и три плакатные кисти, которые выскользнули у нее из-под мышки и упали на пол. Дядюшка Мичо нагнулся, чтобы ей помочь.
– Молодая госпожа, - сказал он, - упали ваши карандаши.
Потом события замелькали так быстро, что старик с трудом мог вспомнить, как прозвенел звонок, как коридор наполнился криком и беготней, как он поведал молодой госпоже о своих неприятностях.
– Класс, встать!
В "опасный" шестой "В" вошли раскрасневшаяся старшая пионервожатая и смущенный дядюшка Мичо
Лицо Пирата потемнело. Еж юркнул за широкую спину Султана, который с веселым удивлением проговорил:
– Гляньте-ка, дядюшка Мичо!
Лена закусила губы и обернулась к Мичману; он ответил ей мрачным взглядом.
Голос вожатой был ледяным.
–
Мичман тотчас же направился к классной доске На ходу он пристально оглядел всех моряков по очереди. Торпеда, Пират и Петька-Седой почти одновременно с ним поднялись со своих мест.
– А-а! Больной и его санитары!
Вожатая со вздохом сказала Пирату:
– От тебя уж я этого не ожидала.
Пират опустил голову.
Петух вскочил с парты. Стручок словно плыл над рядами. Султан двигался, зажмурив глаза и низвергая все на своем пути. Вот грохнулся на пол портфель Румяны, вот вспорхнули две тетради, свалился чей-то пенал, рассыпались карандаши.
– Ага, и мастер ставить диагнозы тоже здесь!
– Ну зачем так, я...
– Молчи уж!
Лишенный прикрытия за спиной Султана, смиренно поднялся Еж. Он слегка прихрамывал - не нарочно, от смущения. А Пейчо усердно копался в портфеле.
– Где же ваш Капитан?
– спросила пионервожатая.
– Он болен. Я его представляю, - ответил Мичман. И так он это сказал, так при этом выпрямился, что девушка почувствовала: она готова простить им все и вся.
Дядюшка Мичо перепугался: "Ну и заварил же я кашу!" При всем том этот вот мальчонка (он имел в виду Ежа) приходится ему родней - забыл только, внуком или правнуком. "Глядишь, еще и попадет мальцу!"
– Молодая госпожа, я...
Мичман кашлянул, и старик запнулся. В этот миг к доске вышел Пейчо с какой-то тетрадкой в руках.
– Все?
– Больше никого не было, - отрапортовал Мичман.
– Хороши, нечего сказать! Герои как на подбор! Только и знаете, что вопить, носиться как угорелые, прыгать из окон да прикидываться больными... "Аппендицит"!.. Отвязали лодку, храбрецы, и прощай - плыви себе по речке... Постыдились бы его седин... Обидеть немощного старика!
– Молодая госпожа!..
Дядюшке Мичо хотелось ее успокоить, жалко ему ее стало - вот ведь как она переживает! Но поскольку вожатая продолжала говорить, старик прижал к груди шапку и чинно замолк. Он принадлежал к тому старому поколению, которое свято чтило учителей и деятелей просвещения.
– Хоть бы раз вас пришли похвалить за добрые дела. Нет, ни разу! Мне стыдно, что вы мои пионеры!
Разволновали вожатую собственные ее слова. Глаза стали влажными, того и гляди, хлынут слезы. Боясь разреветься перед ребятами, она замолчала и вышла из класса.
Дверь осталась открытой.
Дядюшка Мичо стоял, размышляя над ее словами. Права девушка. Такая молодая, а так умно говорила. Султан тяжело вздыхал - нечестно все это, нечестно! Остальные хитро переглядывались - ну, долго им еще столбами торчать возле доски? На глазах у этих плакс и подлиз - девчонок. И насмешниц к тому ж! А все же не решались они самовольно двинуться с места, ждали, как начальство распорядится. Но Пират упорно глядел в какую-то точку на полу и, казалось, забыл обо всех остальных, а у Мичмана лопались шина за шиной.