Капкан для оборотня
Шрифт:
— Да, действительно, — согласился Севидов, — я тоже подмечал возросший интерес населения к оккультизму, потусторонним силам, к непознаваемым явлениям. Более того, год от года постоянно появляются шарлатаны, дурачащие людей в масштабе всей страны. Вспомните: Кашпировский, потом этот… заряжавший воду с экранов телевизора, как же его…
— Чумак, — добавил Барсентьев, — потом Лонго…
— Затем этот подонок, не хочу даже называть его фамилии, — продолжил Севидов, — мучавший несчастных матерей обещаниями воскресить их погибших
— И, тем не менее, в нашем случае с отрубленной рукой, — заявил Барсентьев, — все же просматриваются отголоски этой мистики. Вот, прочтите, я вчера распечатал одну из статей на эту тему.
Он протянул Севидову листок бумаги.
«…У Монтегю Саммерса собрано большое количество рассказов об оборотнях… он заметил, что лапа превратилась в женскую руку с кольцом на пальце. Это кольцо друг узнал — оно принадлежало его жене. Вернувшись домой, он увидел, что у его жены ампутирована рука до запястья. Она созналась и была казнена…».
Севидов внимательно прочел и вернул листок Барсентьеву.
— Без комментариев, — произнес он, — и все же здесь есть некий глубокий смысл…
— В Китае, — продолжал Барсентьев, — где еще издревле все совершалось с глубоким внутренним смыслом, взяточникам отрубали руки еще в древнейшие времена и продолжают эту практику до сих пор… Но — опять же живым. А, здесь, судя по протоколу осмотра и заключению экспертизы, рука отчленена уже посмертно.
— Судя по этой статье, — подхватил Севидов, — оборотням в обличье волка отрубали лапу, чтобы в итоге распознать оборотня в обличье человека. Но и здесь — живым… Загадка на загадке и загадкой погоняет, — уныло завершил он.
— Ясно одно, — задумчиво произнес Барсентьев, — послание в форме овеществленного и ужасного ребуса адресовано тем, кто найдет труп. В конечном итоге, следователю.
— Ну батенька! — преувеличенно весело воскликнул Севидов, — так мы договоримся и до маньяка, играющего со следователем в кошки-мышки, которые существуют только в воображении писателей. А то и целой шайки маньяков, судя по бойне в карьере.
— Может быть, может быть, — загадочно произнес Барсентьев, — или до тех, кто хочет предстать перед нами в мнимом обличье маньяков.
— У вас есть соображения на этот счет? — насторожился Севидов.
— Пока только весьма смутные, — признался Барсентьев.
Он прикрыл глаза, будто к чему-то прислушиваясь. Затем встряхнулся.
— Вернемся к записке, — продолжил он рассуждения. — Чего добивались ее авторы или автор? С одной стороны — говорится о двух сделанных за что-то предупреждениях. С другой — прямая угроза подобным последователям. Подобным, именно, убитому офицеру милиции и, не просто милиции, а весьма специфической ее службы — ГИБДД.
— Знаете, Игорь Викторович, — возразил Севидов, — у меня есть ощущение, что записка не готовилась заранее…
— Вы хотите сказать, что и убийство
— Мне кажется, что вы и сами так считаете.
— Считаю, — раздумчиво произнес Барсентьев. — Более того, полагаю, что оно каким-то образом связано с массовым убийством заезжих рэкетиров. Вы же крутили версию, что инспектор мог попытаться остановить братков, и за это поплатился?
— Да. Но никаких доказательств этому добыто не было. Инспектор был жаден и нечист на руку. Но останавливать в одиночку четыре машины с бандитами? Нет. Он был трусоват для этого. К тому же братки не возились бы с инсценировкой на теле погибшего….
— Согласен, — кивнул Барсентьев. — А что вы скажете на то, что инспектор стал случайным свидетелем чего-то, не предназначенного для чужих глаз?
— Это вполне, возможно. Он любил глухие лесные дороги и заброшенные места.
— Инспектор, например, мог увидеть тех, кто назначил стрелку браткам в заброшенном карьере, а затем и расстрелял их там. И затем загадочные «те» убирают нежелательного свидетеля….
— Тогда «тем», — возразил Севидов, — проще было бы подбросить труп инспектора к остальным, убитым в карьере. Гадай, кто в кого стрелял.
— Что за головоломка? — вздохнул Барсентьев. — Между тем, убийца (или убийцы) ставили своей целью именно показать, что инспектор убит не случайно, не спроста. Что этому есть определенная подоплека. И подобная казнь ждет каждого, кто совершит… Что совершит?
— Что совершит? — эхом отозвался Севидов, — вот и гадай, хоть на кофейной гуще…
— Вы знаете, Михаил Матвеевич, — неожиданно произнес Барсентьев, — проедусь-ка я на место происшествия. Посмотрю обстановку своими глазами… Машину дадите?
— Конечно. Вы куда хотите? На место, где обнаружили инспектора?
— Нет, не туда…. Его же привезли, убив где-то в другом месте. В карьер хочу подъехать.
— Хотите, чтобы я съездил с вами?
— Нет. Занимайтесь своими делами — у вас их и так хватает. К тому же я неофициально… Без протокола посмотрю…
Был тихий ясный день. Заброшенный песчаный карьер, поросший вверху по бокам кустарником, освещался неярким, затученным перистыми облаками, солнцем. Легкий ветерок шевелил листья кустарника и густую высокую траву.
Барсентьев медленно прохаживался по дну карьера, внимательно осматривая окружающую местность.
В карьере уже ничто не напоминало о разыгравшейся здесь драме, унесшей жизни около двух десятков человек. У почти отвесной песчаной стены картера валялись остатки фанерных щитов, обрывки листов черно-белых мишеней…
— Здесь, что, стрельбище было? — крикнул Барсентьев водителю, покуривающему у машины.
— И было, и есть, — с готовностью отозвался водитель. — Милиция здесь тренируется. Ну и мы иногда, за компанию. Прокурор наш неплохо садит из Макарова. Всегда 46–48 очков выбивает.