Капкан для принцессы
Шрифт:
– Ну что ж… – Лангман пригладил рукой волосы, и без того прилизанные. – Я должен сказать, что ваши методы работы несколько необычны, но произвели на меня впечатление.
В устах этого бесцветного, высушенного, бесстрастного человека такие слова были равнозначны признанию в глубоких и искренних дружеских чувствах. Лангман аккуратно собрал документы, потом позвонил, и появился тот самый молодой человек неопределенной внешности, который открывал им дверь. Молодой человек подошел к Монике и подал ей руку, причем видно было, что
– Страховая премия, выплаченная герру Тизенхаузену, составляет два миллиона долларов, – сообщил Лангман. – Я уполномочен заявить вам, господин Марков, что компания за то, что вы сумели возвратить ей такую значительную сумму, готова выплатить вам гонорар в размере десяти процентов от указанной суммы.
Лола быстро прикинула в уме: десять процентов от двух миллионов – двести тысяч долларов! По сто на брата!
«Я же говорил – без денег мы не останемся!» – весело подмигнул ей Маркиз.
– Кроме того, – скучным голосом продолжал Лангман, – герр Тизенхаузен захочет, вероятно, как-то отблагодарить того, кто вернул ему дочь. Разумеется, это произойдет только после того, как все формальности будут соблюдены и он будет уверен, что фройлен действительно его дочь.
Маркиз подумал еще, что если это будет зависеть от самой Моники, то они с Лолой не получат ни гроша, но вслух нахально сказал:
– Вам известен номер моего счета, с нетерпением буду ждать перевода денег.
– Я покидаю вас, – Лангман поднял на Маркиза свои маленькие серые глаза, – но у господина… Шмидта, – он несколько опасливо покосился на молчаливого свидетеля их разговора, – у господина Шмидта есть к вам еще несколько вопросов.
Молодой человек крепче взял Монику под руку и вышел вместе с ней из комнаты.
– Гора с плеч! – вздохнул Маркиз, а про себя добавил, что баба с возу – кобыле легче.
– Думаю, что мою спутницу тоже можно отпустить, – сказал он. – Мы сумеем договориться с герром Шмидтом сами. Она очень устала за последнее время.
Никто не высказал претензий, и Лола, весело послав всем воздушный поцелуй, удалилась.
Лангман вежливо склонил голову и вышел из комнаты, оставив их вдвоем.
Коренастый человек с изрезанным глубокими морщинами, словно кора старого вяза, лицом, откашлялся, поднял тяжелые веки и уставился на Маркиза проницательным взглядом желто-карих глаз:
– А теперь расскажите мне, как все было на самом деле.
Маркиз почувствовал себя неуютно; ему захотелось поменять позу, спрятать куда-нибудь руки, встать, закричать, закрыть глаза… сделать все что угодно, только не сидеть молча и неподвижно под этим проницательным взглядом.
– Я слушаю, – поощрил его господин Шмидт.
Впрочем, Маркиз прекрасно понимал, что Шмидт – далеко не единственная фамилия его собеседника.
– Почему я должен верить вам? – заговорил наконец Леня.
– Потому что должны, – проскрипел
Если бы старый вяз мог говорить, он говорил бы именно таким голосом, медлительным и скрипучим.
– Вольф тоже обладал большими полномочиями, – проговорил Маркиз, вжавшись спиной в спинку кресла, как будто стараясь найти там убежище от пронзительного взгляда, – кельнская полиция беспрекословно выполняла его распоряжения…
– Это не важно, – Шмидт отмел возражения Маркиза коротким жестом тяжелой крестьянской руки, – это не играет никакой роли.
И Маркиз понял, что Шмидт прав, что это действительно не играет никакой роли.
Он начал рассказывать всю историю со своей первой встречи с господином якобы Шульцем.
Услышав эту фамилию, его коренастый собеседник ухмыльнулся: его собственная вымышленная фамилия была так же незамысловата и так же распространена, как фамилия Шульц – немецкий вариант русских фамилий Иванов и Петров.
Маркиз рассказал о подготовке к похищению картины Рубенса из особняка Тизенхаузена, о том, как проникнув в подвал особняка, сразу же заподозрил ловушку и принял решение возвращаться другим путем. Рассказал о том, как, проникнув в кабинет хозяина, не нашел на месте картины и окончательно убедился при этом, что его заманили в ловушку. Рассказал о том, как, услышав торопливо приближающиеся к кабинету шаги, убежал через библиотеку.
Единственное, о чем он умолчал, – это о роли Лолы. В его версии дверь библиотеки не была заперта снаружи, и он беспрепятственно покинул дом Тизенхаузена.
Дальше следовало самое опасное – Маркиз рассказал, как нашел в своей машине труп якобы Шульца с разбитой головой и как был арестован подоспевшими немецкими полицейскими.
В этом месте внимательно слушавший его Шмидт поднял свои тяжелые веки и сделал Маркизу знак остановиться: он углядел нестыковки в его рассказе.
– Вас арестовали возле машины вместе с фройлен Лолой? Где она была, пока вы находились в доме Тизенхаузена?
– Она ждала меня снаружи, неподалеку от особняка, – проговорил Маркиз, пряча глаза.
– Нет. – Шмидт опустил веки и замолчал на несколько бесконечных секунд.
– Почему нет? – нерешительно переспросил Маркиз, не дождавшись продолжения.
– Если бы она ждала вас снаружи, она сидела бы в машине, и убийство этого… Шульца произошло бы у нее на глазах. Я просил вас рассказать, как все было на самом деле, а не сочинить красивую историю.
Маркиз потупился, помолчал и внес в свой рассказ некоторые уточнения. Шмидт кивнул и поощрил:
– Похоже. Дальше.
Маркиз рассказал о сцене в полицейском участке, о появлении Вольфа и о сделанном им предложении. Шмидт скупым жестом своей тяжелой мужицкой руки сделал ему знак остановиться и достал из внутреннего кармана пиджака несколько глянцевых фотографий. Затем он разложил их на низком столике перед Леней.