Капкан на демона

Владимирская Анна

Вера рассмеялась и шлепнула его по руке.

– Ладно, пошутить уже нельзя, – улыбнулся в усы Андрей. – Для ощущений и эмоций, для коллекций и восхищения искусством.

– Вот именно!

Они снова вернулись к выставочным стендам. Издалека звучал голос гида, молоденькой девушки, которая проводила экскурсию по выставке:

– Начиная с середины девятнадцатого века в области археологии произошли открытия чрезвычайной важности. В пещерах Франции и Испании были обнаружены произведения эпохи палеолита – столь совершенные, что их долго принимали за поздние подделки. Сам ряд изображений – в живописи, графике и мелкой пластике – свидетельствует о некоей изначальной потребности человека дублировать объект. А что же такое кукла, если не дубль? Животного, человека, духа, наконец.

– А у человека есть потребность

в дублировании? – спросила Вера.

– Если бы вы спросили у любого психолога или у психотерапевта, он бы вам сказал, что это одна из базовых потребностей рода человеческого! Но поскольку наши люди психологически неразвиты…

Андрей зажал рот рукой, чтобы не рассмеяться, и посмотрел на свою подругу. Та знаком показала, чтобы он не смел хулиганить, но невольно улыбнулась.

Девушка продолжала:

– В Чехословакии, в захоронении «Брно-2» была найдена маленькая фигурка из мамонтовой кости. Ее конечности были подвижно прикреплены к туловищу. Некоторые исследователи предлагают считать эту находку началом истории куклы. Фигурке, по самым приблизительным подсчетам, 30–35 тысяч лет. Ее материал долговечен, она как бы определена существовать всегда, замещая смертное существо. Исследования подобных захоронений дают возможность утверждать, что представления о рубеже между мертвым и живым уже в то время были довольно развитыми, и существует мнение, что кукла возникает именно тогда, когда оппозиция «жизнь – смерть» становится непереносимой для психики.

Вера сделала бровки домиком, они вздохнули и отошли от гида-всезнайки.

Среди многих роскошных, искусных, наивных и милых произведений выделялся «Бестиарий» Алины Мун. И не только благодаря ее странным, не похожим на другие произведения существам, но и самой хозяйке. Кукольница, молодая женщина лет тридцати пяти, сразу привлекала к себе внимание. Маленькая, худенькая, с рыжевато-медными волосами в прическе «паж», своим стилем она больше всего напоминала всеми любимую героиню фильма «Место встречи изменить нельзя» Маньку Облигацию. В этот день она красовалась в крепдешиновом платье в цветочек. Покрой платья был похож на трофейную одежду, в какой ходили в СССР после Великой Отечественной. Приталенный силуэт с расклешенной юбкой и фиксированными плечиками, носочки поверх колготок и туфельки какого-то невероятного индпошива завершали нетривиальный облик Алины.

Существа, созданные ее фантазией и руками, были полны сюрпризов. Например, глаз элегантного зайца, одетого в твидовый костюм, был пришит белыми нитками. Возле «Бестиария» Алины постоянно толпился народ. Привлекала зрителей прежде всего сама Мун, ее манера плести истории о своих чучундриках, как она их называла, а также какая-то странная антиэстетика образов – они казались гостями с полотен сюрреалистов.

– На этом «Кукольном балу» явно ждут прибытия каких-то высоких чиновников, – сообщил на ухо Вере ее любимый «телохранитель».

– Почему ты так решил? – Она огляделась по сторонам, но ничего особенного не заметила.

– Потому что охраны больше, чем на любой другой выставке! Это же не выставка драгоценностей Элизабет Тейлор, это всего лишь куклы! – аргументировал свои соображения Андрей.

– Ну, тут некоторые куклы стоят столько же, сколько драгоценности…

В этот момент из толпы материализовался Валентин Прудников. Они с Двинятиным пожали друг другу руки, Андрей вспомнил о его участии в деле рыбного холдинга, о котором ему рассказывала Вера. Это было в другой жизни, когда она была еще чужой женой…

– Вера, Андрей! Я хочу вас познакомить с одним потрясающим человеком. Коллекционером кукол. – Майор подмигнул Лученко со значением. – Вот он беседует с японцем возле его выставки. Пойдемте!

Они подошли и раскланялись с коллекционером и японским художником. Прудников всех представил. Коллекционер Виктор Илларионович Рында был мужчиной около шестидесяти, вполне солидного вида, с широким телом и лицом, в алом джемпере, тонких джинсах и лакированных туфлях цвета бордо. Тонкие усики и бородка-эспаньолка делали его похожим на испанского вельможу с картин Веласкеса.

Японец вежливо поклонился и отошел к своим куклам, не желая мешать разговору.

– Вот вы смотрите на меня и думаете: какая странная фамилия у этого господина – Рында, – проговорил коллекционер рокочущим баритоном.

И

не успели новые знакомые опомниться, как Виктор Илларионович засыпал их байками на тему своей фамилии. Фамилия Рында обозначала звон судового колокола, это во-первых. А во-вторых, «рындой» (от слова «рындать», то есть трясти) в древнерусском войске называли знаменный колокол, откуда пошли и рынды-знаменосцы. Затем неутомимый носитель редкой фамилии, как и положено коллекционеру-ученому, рассказал о себе и вовсе удивительную историю: якобы он родился во время плавания на корабле и его крестили прямо в самом колоколе. Рассказ этот был, конечно, явным преувеличением, но зато характеризовал Рынду как человека романтичного и пафосного.

– Вот, собираюсь приобрести всю коллекцию кукол Тюя! – весело сообщил он. Японец из угла с куклами снова поклонился. – Вы знаете, что такое японская кукла?

И на Веру с Андреем и Валентином снова посыпалась информация.

– У японцев есть два праздника, специально посвященных куклам. В третий день третьего месяца японцы издревле – аж с семнадцатого века – отмечают День девочек. Как и во время любого другого мацури, [1] следуют определенные церемонии, подбор нарядов с последующим выходом в свет, обмен визитами, вручение подарков… Но главное событие праздника – организация в каждом доме, где есть девочки, своеобразной выставки кукол – хина. В комнате устанавливают ступенчатую подставку и накрывают ее красной тканью. Эта подставка становится символической картиной императорского двора. На верхней ступеньке располагают двух кукол, изображающих принца и принцессу в торжественном одеянии. Ступенькой ниже рассаживаются три кукольные фрейлины (придворные дамы). Еще ниже – место для защитников двора, молодого и пожилого воинов-самураев. На четвертой ступеньке сверху располагаются музыканты: три барабанщика, флейтист и певец с веером в руках. Наконец, пятая ступенька отдана слугам. Один из них держит в руках туфли, второй – зонтик, третий – сосуд с освежающим напитком. Обычно этим выставка и ограничивается. Пятнадцать кукол на пяти ступеньках. Но в богатых семьях (а куклы такого рода стоят весьма дорого!) можно увидеть еще несколько ступенек с миниатюрной мебелью, предметами домашнего обихода и даже игрушечной арбой, в которую запряжен вол. На каждой из ступенек в качестве дополнительных украшений устанавливают маленькие ширмы, фонарики, миниатюрные деревца сливы и мандарина, которые традиционно сажают у входа во дворец. В качестве ритуальных даров членам этого «императорского двора» у подножия кладут разноцветные рисовые лепешки, ставят чашечки с водой и сакэ. Вам интересно?

1

Мацури – праздник в синтоистской религии; в современной Японии так же называют и фестивали. ( Здесь и далее примеч. ред.)

Слушатели закивали. Рында оживился.

– А что, если… Я хочу пригласить вас к себе домой. Посидим, поболтаем, я вам свою коллекцию покажу.

– Спасибо, мы с радостью! – торопливо вклинился Валентин Прудников.

Вера уже поняла, что для следствия майору зачем-то нужно пообщаться с Рындой, и тоже кивнула. Хотя этот коллекционер казался ей безобидным.

– Только вечером, нам хочется все тут рассмотреть, не возражаете? – уточнил оперативник, незаметно кивнувший головой в сторону Лученко.

– Чудненько! Я тогда отъеду домой и все приготовлю к вашему визиту.

Рында откланялся, а компания во главе с майором отправилась дальше, удивляться работам кукольной выставки. Они подошли к стенду с милым названием «Потешки». Стенд России включал в себя большую географию старинных промыслов. Сергиев Посад, Городец, Дымково, Богородское, Филимоново, Полхов Майдан, Семеново – все они привезли свои деревянные и глиняные потешки. Пронизанные золотистым светом симпатичные богородские зверушки, изысканно удлиненные филимоновские свистульки, сияющие эмалевыми красками барыни из Сергиева Посада восхищали продуманностью, умением мастера чувствовать материал. Кроме того, зрителям разрешалось свистеть в свистульки, брать в руки изделия, и потому этот большой стенд напоминал ярмарочный шатер, где жизнь бурлила, дети верещали от счастья, было многолюдно и шумно.