Капкан
Шрифт:
Белый потолок палаты, чуть в стороне никелированный шток со склянкой, опрокинутой горлышком вниз, а от неё, как венозная жилка, голубоватая трубка. «Значит, я жив, – соображал Ветлицкий, – верней, в порядке только зрение и сознание, да ещё слух».
– М-м-м…
– Спокойно, больной, вам нельзя разговаривать. У вас всё в норме: руки, ноги и даже внутренности.
«Брр-р… Говорит, как мясник: “…целы внутренности”».
– Он, наверное, пить хочет?
– Ну, посмотрим, посмотрим…
Ресторан «Золотой сон» открывался без лишней
– Кто из наших туда идёт? – спросила Сунцова заглянувшего к ней Старцева.
– Ресторан – это бытовуха, по части Куксовой, только, может, Солодовников самолично изволит засвидетельствовать своё почтение.
– Вряд ли. Да зачем ему теперь пресмыкаться перед денежными мешками, если зампред сегодня сказал, что берёт «Енисей» под крылышко правительства.
– Опять шеф усидел в кресле?
– Ещё не ясно, но скорей всего – да! Он к Рамзину на приём ходил, а через день выяснилось, что совминовский вестник сливают с нашей газетой и, конечно, под началом Ивана Петровича.
– Ты всегда в курсе, Магда.
– Должность обязывает, сам понимаешь.
– Понимаю. Смотри, какие буквы привинчивают. – Герман выглянул в окно. В это время в кабинет зашла Куксова.
– Привет заговорщикам, что вы там высматриваете?
– Да вот гадаем, как ресторан называться будет, – ответила Сунцова.
– С первым словом сомнения нет – «Золотой…» или «Золотая…» – чуть не пальцем на стекле вывел Старцев. – У новых русских всё золотое.
– Можете расслабиться, – засмеялась Светлана, – «Золотой сон».
– Почти как у Апулея «Золотой осёл», – закуривая, процедила сквозь зубы Магдалена.
– Думаешь, они Апулея читали?
– Не все же на одну колодку деланы. Вот взять хотя бы нашу Кирочку, той ни в уме, ни в начитанности не откажешь, – не спеша выпуская струйку дыма из язвительно поджатых тонких губ, всё в той же манере возразила опытная журналистка.
– Кире не откажу, но… – Герман поднял палец.
– Хочешь сказать – таких единицы, а я по своему выпуску сужу – набрали нас на спецкурс целую группу. Одних языков иностранных – целых три учили, вроде бы на Кубу готовили, и не только Сервантесом в подлиннике стращали, но и Санчесом Кастро мозги запудривали.
– Наверное, этот Санчес родственник Фиделю Кастро? – предположил Герман.
– Если и так, то, скорей всего, очень далёкий, – усмехнулась Сунцова, – не в этом дело. Учили нас хорошо, и дух вольности был не чужд, хотя выпустили мы однажды стенную газетку, где усомнились в том, что визит Никиты Сергеевича на берега Волги помог выиграть Сталинградскую битву. Нагрянула комиссия, и троих отчислили, а остальные нашли-таки себе место под солнцем.
– Насколько я понимаю, ты в их ряды не попала? – простодушно заметила Куксова.
– Я из тех, которую выгнали, пришлось потом заочно доучиваться на педфаке. – Скорей всего, несостоявшаяся новая русская продолжила бы свою лекцию, если бы не Светлана, которая ткнула пальцем в окно:
– Магда, смотри!
У крыльца ещё не открывшегося ресторана молодой человек в чёрной куртке и надвинутой на глаза
– Семён, Семён, – Сунцова схватилась за телефон, – бери камеру и дуй к ресторану, там с кем-то счёты сводят, – и, не кладя трубку, крикнула Куксовой: – Забеги за фотографом, а то наш Семён никак не сориентируется, а я – сейчас!
В это время из притормозившего милицейского уазика выскочили двое и открыли стрельбу по убегавшему. Уже покидая кабинет, Светлана краем глаза заметила, как бандит шлёпнулся на бетонку возле коммерческого ларька…
Андрея разбудили тревожные голоса. Он открыл глаза и увидел при тусклом свете больничной лампочки, как в палату вкатили больного. Пока его перекладывали с каталки на кровать, невезучий учитель тупо соображал, что новенькому чего-то недостаёт, но собственная боль в груди мешала сосредоточиться, и Ветлицкий, кажется, застонал, потому что одна из медичек повернулась к нему:
– А этот всё бредит?
– Введите ему… – кто-то произнёс название замысловатого препарата. – Да когда здесь свет будет в норме?
– Денег на лампочки не дают, вот завхоз и выкручивается.
– На лампочки – не дают, а охрану поставили круглосуточную. – В голосе говорившего чувствовалось раздражение, и Андрей предположил, что охраняют, скорее всего, его, а что стало с женой Людмилой и с тем парнем, который упал возле печки?
Медсестра сделала Ветлицкому инъекцию, поправила простыню на вновь прибывшем, и все ушли, плотно захлопнув створки дверей в палате, но снаружи кто-то сразу их приоткрыл, словно боясь, чтоб лежащие куда не удрапали… и вдруг до Андрея дошло – у его соседа нет ног. Может, под состав угодил железнодорожный или в автокатастрофу попал? Как теперь ему жить, калеке? «Ты о себе подумай, – словно кто-то со стороны подбросил Ветлицкому мыслишку, о чём подумать, – неизвестно, чем для тебя всё кончится…»
В городской квартире Левашовых царил настоящий бедлам. Муж неистовствовал, а Кира, наблюдая со стороны, время от времени интересовалась:
– Ты, случайно, не клад ищешь?
– Случайно… да!
– Брось психовать, отбываешь по-тихому – и на здоровье. Кто просил тебя не в своё дело лезть? Теперь мандраж бьёт. Скажи спасибо, что следаки с тебя подписку о невыезде взять забыли, а то уехал бы.
– Не взяли, потому что не знают, кто руку ко всему приложил? Помогли ребята раскрутить твоего сопляка.
– Сопляк, а Радика приложил и теперь молись, чтобы того не опознали.
– Он обгорел, говорят, порядочно?
– Всё равно могут поинтересоваться – «где ваш начальник охраны?»
– Ну, какой начальник, просто телохранитель. – Левашов взглянул на часы, но нервозность мужа передалась и Кире.
– С Радиком пронесёт, Серый останется…
– Сам виноват, что влип, но тот почти не мелькал на публике.
– На авось надеешься, а вдруг докопаются, и шеф сбежал.
– Не сбегаю я, Рамзин в курсе.