Капкан
Шрифт:
На работу, в редакцию «Енисея», Левашова шла неохотно. Ещё вчера ей казалось, что она и люди, её окружающие, разведены друг от друга на порядочное расстояние, а сегодня Кира почти сравнялась с той же Куксовой или Сунцовой.
Впрочем, Светлана встретила коллегу во всеоружии, и как только Левашова вошла в кабинет, то сразу получила такой заряд информации о произошедших возле ресторана событиях, что сразу почувствовала себя их непосредственной участницей.
– Представляешь, мы смотрим в окно,
– Кто – он?
– Ну, парень в кожаной куртке, выскочил откуда-то сбоку и целится в пулькинского прораба, между прочим, компаньона твоего мужа.
Кира слегка смутилась:
– Тоже мне, компаньон, если только по завидовскому руднику?
– Вот и я Магде говорю, что «Золотой сон» от фирмы в Завидово, а она спорит, хотя думаю, что финтит.
– Господи. Нашла кого слушать, Магду, тем более зачем Левашову с рестораном связываться? Он сейчас в Англию улетел, связи с британцами пробивать.
– Левашов смылся?
– Не смылся, а уехал, да и в первый ли раз?
– Прости, сама понимаю, что неточно выразилась, но такое дело…
– Ты что, в следователи переквалифицировалась? Лучше рассказывай, что у ресторана произошло?
В это время в кабинет заглянул фотограф и, поздоровавшись с Кирой, спросил у Светланы:
– Я тебе фотографии рейда по городу не отдавал?
– Заходи, Семён, – обрадовалась Куксова, – я тут Левашихе о нашей одиссее рассказываю. И вот выскакиваем мы на улицу. Семён плёнку на ходу вставляет, Магда ментам подмогу вызывает, короче, раскрутились на всю катушку. Подбегаем к «Золотому сну» – человек лежит вниз лицом, не двигается, а неподалёку киллер асфальт кровянит. Тут мордовороты из ресторана выскочили, прораба подняли и вовнутрь занесли, мы за ними. Я Семёна толкаю: «Снимай!»
– Всё так, только в зале освещения не хватает, вот и пришлось со вспышкой пару раз щёлкнуть, – вздохнул фотограф. – Охранники и заметили.
– Представляешь, Кира, они убитого положили на стулья – и к нам, фотокамеру разбить хотели, а она сумасшедших денег стоит. Мы – на улицу, вышибалы – следом, с утра уже пьяные… – Светлана порылась в бумагах. – Через день повестка из горотдела пришла, как свидетелей нас приглашают, а тогда… Пока Магда к милиции не подскочила, мол, журналистов бьют, те и ухом не повели.
– Снимки-то удалось спасти? – спросила Кира ради приличия, потому что знала она побольше Куксовой.
– Камеру отстояли, а плёнку засветили. Кстати, на нас же прокуратура и наехала, что плохо содействуем следствию.
– Ну а киллер в живых остался? – спросила жена бизнесмена как можно более равнодушно.
– Да вроде в больнице, ему обе ноги прострелили, и ещё говорят, что Андрей Ветлицкий…
– Я пойду, девчата. – Семён пошуршал фотографиями на столе, отбирая нужные, и, уходя, заметил: – Жаль, плёнка пропала, там ведь и посторонние в кадре могли оказаться, дополнительные факты следствию.
– На твой век криминала хватит, –
– Схожу к Солодовникову, отмечусь.
– Ну, сходи, – великодушно согласилась хозяйка кабинетика, – потом кофе попьём «Элит-классик», презентовали за одну статейку. – Сказала и покачала головой, глядя вслед уходящей из кабинета сопернице.
Фомичёв ворвался в Союз писателей, как обычно, шумный и негодующий:
– Бумажки перебираете, а пацанов отстреливают, как куропаток во ржи!
– Что, опять? – испуганно пискнула секретарша.
– Да вас скоро всех укокошат!
– Ты чего расшумелся, Андрей Сергеевич? – Мирра Нестеровна вышла в приёмную, а из той комнатушки, которую на время сдали в аренду, выглянул молодой человек, смахивающий стрижкой на панка. – Кто нас-то грохнет?
– А вот такие и перегрохают. – Фомичёв кивнул на дверь, за которой обитали красногорцы.
– Господи, как вы шумите, – приложила палец к губам Фаинка, – неудобно, посторонние могут подумать…
– Доработались. Двадцать лет состою в Союзе и стал оглядываться на кого-то, в родных-то стенах!
– Проходи в кабинет, перекурим, о делах потолкуем, – поморщилась, как от зубной боли, председательница.
– Да что толковать, и так всё ясно. Паренька, что с нами тогда выпивал, убили!
– Если ты Ветлицкого имеешь в виду, то жив он. Посетителей к нему не пускают, а передачи носить можно, звонила я.
– Передачи… словно в тюрьму.
– Зря паникуешь. Просто он лежит в одной палате вместе с тем киллером, который пулькинского прораба подстрелил.
– Вот видите, а наша контора его поддерживала на выборах.
– Ну, допустим, только Василий Степанович, так и тот потом к Орлову переметнулся, – уточнила Мирра Нестеровна.
– Значит, тёзка мой жив? Пародийная ситуация…
– Не очень и пародийная, – потянулась председательница за сигаретой. – Сам живой, а жена погибла. Ты, Фаинка, не знаешь, как её звали?
– О семье Ветлицкий помалкивал, да и вообще…
– Это точно, что вообще. Вот уляжется весь сыр-бор, и к кому Андрей за помощью обратится? Ведь квартира его сгорела.
– Тебе по штату положено думать, – засобирался уходить Фомичёв, но уже на пороге вспомнил. – А может, сбросимся по случаю воскрешения раба Божьего?
– Он там со смертью борется, а мы уже за здравие, – хмыкнула Мирра.
– Если б умер – за упокой.
– Находчивый наш Фомич, спасу нет, – заметила писательская председательница после ухода поэта-самородка, – хотя о Ветлицком нужно всерьёз подумать: у него в городе никого, только родители жены, но тем сейчас не до зятя. Ты, Фая, позвони в Отрадное, в их администрацию, узнай, что к чему.