Капли гадского короля
Шрифт:
— Что такое? Катя, вы, что ли? Ну я же специально дал ключ! — прохрипел недовольный голос Ивана Федоровича. — Зачем старика тревожите?
Дверь открылась, Катя стояла с совершенно белым лицом и огромными невидящими глазами смотрела в проем квартиры.
— Что? Что с вами? — оторопел старик.
— Вот… Иван Федорович, я и пришла… — сказала она, едва разлепив губы, покрытые словно восковой пленкой, и повалилась на него ничком.
Глава 4
Сначала было очень плохо, плохо всему организму в целом. Ее тошнило, мутило,
Лежать ей было удобно, а вот дышать — очень тяжело.
Сначала она увидела очертания предметов, а затем сами предметы: красивую картину на стене, окно с атласными занавесками, старинный комод, большой шкаф из темного дерева с зеркалом, мерно идущие на стене ходики и встревоженное лицо какого-то старика напротив.
— Пришла в себя… — гулким голосом сказал он.
— Хорошо, кризис миновал, — ответил ему женский голос, — будете делать все, как я велела, дней через семь встанет на ноги. Я буду приходить каждый день, но если станет хуже, все же вызовите «03», — сказала женщина и склонилась над Катей. Катя наконец-таки увидела и ее: женщину лет пятидесяти, в белом халате, со строгим лицом без косметики и с гладко зачесанными назад волосами русого цвета.
— Ну что же вы, милочка… так не бережете себя? Разве так можно? Коллега, а о себе кто будет думать? Ладно, я ухожу и оставляю вас в надежных руках, поправляйтесь.
Лицо женщины исчезло из поля зрения Кати, а вскоре она услышала и удаляющиеся шаги на каблуках. Над ней снова нависло лицо старика.
— Где я? — спросила Катя.
— Ты не узнаешь меня? — удивился старик.
— Вас я узнала, Иван Федорович, я не пойму, где я и что я тут делаю?
— Ну уж, милочка, это лучше у вас спросить. Заявились ко мне буквально в невменяемом состоянии, сама смерть, наверное, лучше бы выглядела, повалились на меня…
— Я?
— А кто ж еще? Прямо-таки свалили старика с ног, чуть шейку бедра из-за вас не сломал, что чревато в моем возрасте… и упали без чувств и без сознания. Вы меня, между прочим, очень напугали, Катерина! Кто мне теперь компенсирует потраченные нервы! — разошелся старик. — Я, между прочим, коммерческую медицину нанимал за мной ухаживать, а не пугать до смерти!
— Простите меня, — сказала Катя.
— «Простите!» — передразнил ее Иван Федорович. — «Простите» на хлеб не положишь! Я еще жалобу на тебя напишу, вот только поправишься, кстати, как ты себя чувствуешь?
— Да вроде ничего… словно заново родилась. А кто это приходил? — поинтересовалась Катя.
— Ясно кто, врачиха, тоже из коммерции, Галина Дмитриевна, неплохая женщина. Сказала, что у тебя был этот… солнечный удар… нет! Не солнечный, а тепловой удар. Такая, мол, высокая температура была, что градусника не хватало. Она тебя внимательно осмотрела, послушала, смерила давление, сделала сразу два жаропонижающих укола и что-то еще для сердца. Что же ты так себя доводишь-то? Еще в легких какие-то хрипы, вернее, в бронхах, но чтобы не перешло на легкие, надо
Катя пробежала листок глазами.
— Антибиотик, витамины, противовирусное…
— Обильное питье, — добавил Иван Федорович и показал рукой на огромный графин, наполненный какой-то малиновой жидкостью, — сам сварил из клюквенного и черносмородинного варенья.
— Спасибо, мне ужасно неудобно, что я вас так напрягла. Я не знала, что так получится, такой вирус где-то подхватила… Действительно, пришла к вам с лечением, а получилось, что сама слегла, да еще и вас напугала. Я сейчас уйду, не беспокойтесь, — засобиралась Катя, окончательно пришедшая в себя.
— Куда это ты собралась?! — У Ивана Федоровича от возмущения даже усы оттопырились. — Врач сказал лежать семь дней, не вставать! Только что с того света и куда-то собралась! Едва сбили температуру, и что? Ты же вся мокрая, малейший сквознячок, и того! Пишите письма!
— Но не могу же я у вас…
— А почему нет? У меня квартира большая, живу я один! Уж о больной врачихе позаботиться могу! А что характер у меня неуживчивый, так это извините! — Старик потряс в воздухе внушительным кулаком и сказал по слогам: — Не пу-щу! Я не душегуб какой-то! Звоните домашним, что вы в больнице.
Катя даже растерялась. Конечно, она понимала, что Иван Федорович прав, она настолько слаба, что не может еще и по лестнице спуститься. Но с какой стати она должна оставаться у него в доме? Внезапно Катя поняла одну вещь. Старик просто с ума сходит от одиночества! И вот наконец-то ему предоставился случай о ком-то позаботиться, с кем-то поговорить, причем этот «кто-то» еще больнее и слабее его и будет как бы зависеть от него. Нет, Иван Федорович не мог упустить такой шанс, по его решительному виду Катя это поняла. Она решила ему подыграть, тем более что в глубине души испытывала симпатию к этому ворчливому старику.
— Ой, чувствую, придется мне остаться у вас, Иван Федорович.
— Вот именно! Нечего скакать! — улыбнулся старик. — Сейчас я за тобой поухаживаю, накормлю тебя наваристым бульоном из мяса, что ты принесла.
— Что я принесла? — удивилась вполне искренне Катя.
— Как что? Целую сумку с сердцами говяжьими. Я еще подумал, куда вы столько сердец-то набрали и что с ними мне-то делать? Потом решил сварить супчик, сделать жаркое, а еще полпакета положил в морозилку. Так что сердцами мы с вами, юная леди, обеспечены на неделю, — сказал старик и пошел на кухню.
Катя встала с кровати и сделала несколько шагов за ним, ощущая дрожь и слабость в ногах. Она почувствовала, что от нее что-то отлепилось и упало на пол. Катя нагнула голову и сильно покачнулась. Если бы не подоспевший Иван Федорович, она бы растянулась на полу.
Старик крепко схватил ее и отволок на кровать.
— Ну, что же вы, медичка, такая упрямая. Лежите спокойно, я принесу поесть в постель.
— От меня отвалилась какая-то запчасть, — пожаловалась Катя.
— Это горчичник, — пояснил Иван Федорович. — Галина Дмитриевна сказала, что надо прилепить его вам на грудь.