Капли гадского короля

Луганцева Татьяна Игоревна

— Так это он так давил на меня, что трудно было дышать… — Катя задумалась, — и весил словно целую тонну. — Она оттянула ворот футболки и посмотрела на свою голую грудь, где красовалось ярко-красное пятно от горчичника.

«Господи! Ивану Федоровичу надо было меня раздеть, чтобы положить горчичник. Он же видел меня голой», — вдруг закралась жуткая мысль в голову Кати, и, по всей видимости, эта жуткая мысль отразилась и на ее лице.

Иван Федорович перехватил ее взгляд и поднял руки, словно сдаваясь.

— Я

не разглядывал ваши прелести, честное слово! Я же не извращенец какой-то! Вы метались в жарком бреду, еле дышали, и Галина Дмитриевна подтвердит, что все было пристойно. Екатерина Григорьевна, о чем вообще речь? Какие мои годы, чтобы интересоваться этим? Все уже… все в прошлом… — старик посмотрел куда-то вдаль, словно уходя в свои воспоминания.

Катю немного успокоили его слова.

— Все равно, в следующий раз я буду сама себе делать горчичники, банки, клизмы и прочее, если понадобится.

— Как скажете, — вышел из задумчивости Иван Федорович, — и уколы сами себе делать будете?

— Какие уколы?

— А вот тут вам выписали.

Катя замешкалась, чего-чего, а колоть сама себя она не могла.

— Я сделаю укол вам сам! — вызвался старик.

— Вы? А вы умеете? — Пациент поражал ее все больше и больше.

— Эх, дочка, я еще и не такое умею. Что мне только не приходилось делать в жизни. Вот, помню, случай был… У одного мужика зуб разболелся, ну просто сил нет, щека опухла, от боли он ничего уже не соображал. А вокруг снега и тайга, и никакой связи с Большой землей. Что делать? — выпучил глаза Иван Федорович.

— Что? — сглотнула Катя.

— Я взял пассатижи из набора инструментов, влил бутылку водки своему напарнику в глотку заместо обезболивания и вырвал зуб. Вот с такими корнями, — похвастался старик, словно рыбак уловом. — А ты говоришь, укол! Да раз плюнуть! Я, если надо, и операцию проведу.

— Меня оперировать не нужно, — быстро сказала Катя.

— Да это я так, к слову. Ну что, витаминчик вколем?

— Да, — обреченно ответила Катя, уже жалея, что согласилась остаться. Дед явно хотел поиграть во врача, и это не могло не настораживать. Катя с ужасом наблюдала, как ловко Иван Федорович вскрыл две ампулы, не дрогнувшей рукой набрал шприц и даже сменил иголку в целях антисептики.

— Ну-с… — протянул он.

Катя, вздохнув, перевернулась на живот и оголила верхнюю часть ягодицы.

— Еще больше, рука старая трясется, могу не попасть, — проговорил старик, усмехаясь.

— Ничего, попадете, вы меня тоже видами не балуете, — ответила Катя.

Укол Иван Федорович сделал легко и непринужденно.

— Знаете, почти верю уже, что вы зуб пассатижами вытащили, — перевернулась на спину Катя, — а теперь я вам сделаю укол. Вы мне, я вам, все очень здорово.

— Может, не надо? — поморщился Иван Федорович. — Я чувствую

себя хорошо.

— Вы гипертоник. Вам прописаны уколы каждый день, — отрезала Катя и сделала укол Ивану Федоровичу.

Они посмотрели друг на друга, и Катя вдруг прыснула со смеху. Иван Федорович тоже рассмеялся.

— Хороши вы были, Катя, это точно. Вас обслуживает фирма «Ангелы с поднебесья», — передразнил он голос Елены Петровны, начальницы Кати. — Ничего себе «с поднебесья». Вы явились бледная, как смерть, с горящими глазами, в одной руке сумка с лекарствами, в другой — целый пакет кровавых сердец. Это просто Ангел смерти какой-то. Хорошо, у меня нервная система крепкая, — закашлялся от смеха старик.

— Эти сердца мне всучила одна женщина, благодарная пациентка, работающая на мясокомбинате. Возможно, они, то есть сердца, краденые. Иначе мне от нее было не вырваться. Я даже не посмотрела, что там, сил не было, — утерла выступившие от смеха слезы Катя.

— Галина Дмитриевна приказала каждые два часа мерить температуру и не допускать больше теплового удара, — принес Кате градусник Иван Федорович и присел на кровать. Катя наконец-таки раскраснелась и не выглядела больше изможденной и умирающей. — Ты очень молодая, — задумчиво сказал Иван Федорович.

— Мне тридцать лет.

— Выглядишь много моложе.

— А вы, видимо, знаток женщин? — улыбнулась Катя. — Я просто не пользуюсь косметикой и веду праведный образ жизни.

— Это как?

— Не пью, не курю, не гуляю, — загнула три пальца Катя и с тоской посмотрела в потолок, словно припоминая, чем она еще не занимается.

— Не скучно? — спросил Иван Федорович, и Катя снова улыбнулась.

— Вы прямо в самую точку. Бывает ощущение, что живу неправильно, — ответила Катя.

— Что не пьете и не курите?

— Что не гуляю, — поправила его Катя, — а пить и курить я еще научусь.

— Так, а почему же вы не гуляете? Нынешняя молодежь ого-го!

— Ну, во-первых, я уже не молодежь, во-вторых, у меня уже четырнадцатилетний сын.

— Сколько лет сыну? — округлил глаза Иван Федорович.

— Четырнадцать, — повторила Катя, — наверное, вы провели нехитрое математическое действие и в шоке от того, во сколько я его родила?

— Как-то рановато, — согласился старик.

— Так получилось, — улыбнулась Катя.

— Расскажи мне, как же так получилось?

— А вам интересно?

— А мы, старые люди, очень любопытные, нам все интересно.

— Это не очень веселая история, — предупредила Катя, — дети не всегда являются плодом любви, иногда они появляются в результате насилия, но от этого мой сын мне не менее дорог.

Иван Федорович ошарашенно хлопал глазами.

— Так вас…

— Совершенно верно.

— Какой кошмар! Подонка наказали?