Капли времени
Шрифт:
– Представляешь, зимой целый день на морозе снег убирать и тротуары ото льда чистить? Это же холодно и тяжело.
Я подумала и представила. Иногда мы с сестрой чистили кусочек двора детскими лопатками, но не целый день, а только во время прогулки. А если так работать? Помню, я тогда подумала, что дворником я точно быть не хочу, когда вырасту и высказала это маме.
– Правильно, – одобрила мама, – но чтобы не пришлось работать дворником, надо много учиться. А ты буквы не хочешь учить. Не будешь хорошо учиться – не поступишь потом в институт, не поступишь в институт – будешь работать дворником.
Я тяжело
– А мне нравится убирать снег! Я пойду учиться в институт на дворника!
Нам принадлежала угловая комната с двумя огромными окнами, которая находилась прямо напротив входной двери. Казалось бы, какая разница, в каком месте коммуналки находится комната? Для меня же в детстве это имело большое значение.
Я не знаю точно, с какого возраста мне пели на ночь колыбельную, про то, что придёт серенький волчок и укусит за бочок, но из-за этой простенькой детской песни меня мучили кошмары до самого переезда из этой квартиры.
На ночь родители всегда оставляли включённым ночник, который я ненавидела. Плафон был сделан из стеклянной крошки, и если провести пальцем снизу вверх, стеклянная крошка издавала отвратительный царапающий звук, от которого меня просто передёргивало. Поэтому ночник я старалась не трогать и из-за личной неприязни, которую я к нему питала, не доверяла ему и в борьбе с моими ужастиками.
А сон мне снился, как правило, один и тот же. Медленно засыпая, я теряла грань между сном и явью, и мне часто казалось, что я не сплю всю ночь. Мама, папа и сестра крепко спят, горит ненавистный ненадёжный ночник. При этом во сне я каким-то образом начинала видеть коридор сквозь комнатную дверь. И рано или поздно наступал момент, когда раздавались клацающие когтями шаги на лестнице, входная дверь (напротив нашей комнаты!) с шумом распахивалась и в коридор вбегал огромный серый волк. С высунутым языком, с которого капала противная слюна, указывающая на то, что волк очень голоден, и с оскаленными клыками.
Я в ужасе замирала на своей кровати, не смея даже пикнуть от страха и даже не думая о том, чтобы позвать на помощь маму или папу. Волк забегал прямо к нам в комнату и никогда к другим соседям. Подбегал ко мне, обнюхивал мокрым носом и ложился на полу рядом с моей кроватью. Больше ничего плохого он мне не делал, но от ужаса я не смела пошевелиться до рассвета.
И только когда за окнами начинало светлеть, а противный ночник тускнел в утреннем свете, страх постепенно отступал и, как мне казалось, я только тогда засыпала.
Страх перед волком, приходящим по ночам, мне настолько врезался в память, что своему сыну я никогда не пела эту колыбельную. Мне совсем не хотелось, чтобы кому-то ещё в жизни довелось испытать подобный ужас.
Говорят, страхи по ночам мучают только тех детей, у кого очень развито воображение. Может, это кому-то послужит утешением, но меня в детстве вряд ли бы успокоило. И даже после переезда мои ночные кошмары с волком благополучно сменились на другие.
Но сон про волка, наверное, возник всё-таки позже, чем в моей жизни появилась сестра.
В конце февраля 1978 года с рождением сестры я впервые в жизни узнала что такое ненависть. Мне казалось, что про меня все забыли, я никому не нужна, а все теперь будут любить только её. Шуметь и прыгать нельзя (маленьким надо много спать!),
Рассказать о своих чувствах я ещё не умела – всё-таки, в год и восемь, даже умея разговаривать, трудно вербально выразить своё негодование. И я не придумала ничего лучше, как хорошенько побить сестру. Я старалась улучить момент, когда мама отворачивалась от неё, на цыпочках подкрадывалась к сестре и начинала шлёпать по свёртку в пелёнках ладошкой. Но находясь в одной комнате с нами, мама, конечно же, ловила меня на месте преступления и пресекала избиение младенца, отгоняла меня в сторону.
Я обижалась ещё сильнее. Ну зачем она нам нужна? Никакой пользы: поиграть с ней нельзя и даже стукнуть не разрешают лишний раз! Когда мама немного остывала, я начинала подлизываться. Убедившись, что она меня простила, не сердится больше, я подходила, ласково брала маму за руки, просительно заглядывала в глаза и начинала уговаривать:
– Мам, давай её выбросим в окно!
Мама от подобного предложения приходила в ужас и не решалась выйти из комнаты хоть на секунду.
Однако скоро моя ненависть сошла на нет. В конце лета сестре исполнилось полгода, она сидела, пыталась ползать и с ней уже можно было играть хотя бы погремушками и пищалками. А значит, это уже вполне пригодный для жизни человек. Правда, суровый и неулыбчивый, но меня сей факт беспокоил мало.
Всю меру ответственности как старшей сестры я начала понимать где-то через год, тоже летом, когда мне уже исполнилось три года. Мама собиралась выносить мусор.
В советские времена мусор уже как-то пытались сортировать. Во дворах стояли баки с крышками для пищевых отходов, их можно было выкидывать в любое время, как сейчас в контейнеры. А для всего остального мусора – банки, коробки, тряпки и так далее – два раза в неделю, во вторник и в четверг, в пять часов вечера приезжала машина (мусорка в просторечии) с крутящимся в кузове барабаном. И все жители безмусоропроводных домов дружно караулили её у подъезда в назначенное время. Опоздаешь – машина ждать никого не будет. Поэтому многие жильцы старались выйти заранее, чтобы уж точно не пропустить машину.
Мама отдала мне строгий наказ приглядывать за сестрой, пока она будет выносить мусор и вышла с ведром во двор. Я очень обрадовалась такому взрослому поручению. Ну, а если я взрослая, то и вести себя надо соответственно. А все взрослые что делают сейчас? Правильно, выносят мусор.
Не долго думая, я схватила первое попавшееся на глаза платье, шерстяное, в красную и жёлтую клеточку, и мигом натянула на себя. Ну и что, что на левую сторону – некогда, некогда мне! Ведь мусорка сейчас уедет! В коридоре подцепила сандалики, перепутав правую и левую, и кинулась вниз по ступенькам с четвёртого этажа.
Выйдя из подъезда, я слегка растерялась. Народу вокруг машины сновало много, и мамы среди них не было видно. Я нерешительно топталась у входной двери подъезда и боялась сделать в сторону больше двух шагов. А вдруг потеряюсь? Да и мусорка так громко гудит…
На моё счастье, мама с пустым ведром уже возвращалась к подъезду. При виде неё я забыла о своих страхах и радостно заулыбалась, шагнула ей навстречу. Однако мама и не думала отвечать мне улыбкой. Наоборот, грозно нахмурилась и строго спросила: