Капут
Шрифт:
— Здесь вечер или утро — совершенно одно и то же. Солнце светит в Лапландии даже ночью, — сказал Бендаш.
— Я предпочитаю дневное солнце.
— Вы тоже приехали из-за этих проклятых лососей? — спросил Бендаш после короткого молчания.
— Лососей? В этой реке еще есть лососи?
— Один, единственный, — сказал Георг Бендаш, — но это огромное животное, удивительно хитрое и отчаянно смелое. Генерал фон Хёйнерт запросил подкрепления из Рованиеми. Он не покинет Инари, пока его не захватит.
— Подкрепления?
— Генерал, — сказал Георг Бендаш, — он всегда генерал, даже когда дело идет о ловле лосося. Вот уже десять дней мы проводим стоя в воде до самого пуза. Этой ночью мы едва не поймали его. Я хочу сказать, что этой ночью нам недоставало очень немногого, чтобы он не проскользнул у нас между ног. Он приплыл к нам, но не захотел брать наживку. Генерал в бешенстве, он говорит, что лосось над нами смеется.
— Смеется над вами?
— Смеяться над немецким генералом… — сказал Георг Бендаш. — Но завтра прибудет подкрепление, которое генерал запросил из Рованиеми.
— Батальон альпенйегеров?
— Нет, просто
— Форель — это не лосось, — сказал я, улыбаясь.
— Кто знает? Капитан Шпрингершмидт говорит, что да, а генерал фон Хёйнерт говорит, что нет. Мы увидим, кто из них прав.
628
Тироль у Атлантического океана (нем.).
— Это не достойно немецкого генерала — требовать подкрепления против одного лосося.
— Генерал всегда генерал, — возразил Георг Бендаш, — даже когда ему противостоит всего один лосось. Как бы там ни было, капитан Шпрингершмидт ограничится тем, что даст ему несколько полезных советов. Генерал хочет действовать один. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Георг Бендаш лег на спину и закрыл глаза, но почти тотчас же открыл их; снова сел на кровати, спросил, как мое имя и имя моих родителей, дату и место моего рождения, национальность, вероисповедание и расовую принадлежность, точно так, как если бы он допрашивал обвиняемого. Потом он вытянул из-под своей подушки бутылку водки и налил два стакана.
— Прозит!.
— Прозит!
Он снова растянулся на спине, закрыл глаза и уснул, улыбаясь. Солнце било прямо ему в лицо. Целое облако мошкары наполнило комнату. Я отдался сну…
Я проспал, возможно, несколько часов, когда моих ушей достиг слабый звук кастаньет [629] . Бендаш спал глубоким сном, с лицом накрытым сеткой против гнуса, словно рейтар [630] , умирающий на песке цирковой арены. Короткий и нежный стук кастаньет сразу пробудил меня, а также я различил шорох трав, трепет сминаемых листьев. Это был в самом деле стук кастаньет. Казалось, нескончаемая процессия дефилирует под нашими окнами. Это было похоже на дефиле [631] испанских балерин, ночную процессию севильских танцовщиц, направляющихся к алтарю Святой Девы из Макарены и потрясающих своими кастаньетами в мягко подложенных под головы правых руках, в то время, как левые руки опущены на бедра.
629
Кастаньеты — ударный музыкальный инструмент; деревянные (или костяные) пластинки в форме раковин, укрепляемые на пальцах. Распространены в Испании, Италии, странах Латинской Америки и др. Различают народные и оркестровые кастаньеты. (Примеч. сост.).
630
Рейтары — вид тяжелой кавалерии в европейских армиях XVI–XVII вв. (в России — с XVII в.), преимущественно из наемников-немцев. (Примеч. сост.).
631
Дефиле — узкий проход между горами, водными преградами (воен.). (Примеч. сост.).
Это был действительно стук кастаньет, который мало-помалу становился все громче, отчетливее, ближе. Правда, этому звуку недоставало всех тех запахов, которые обычно ему сопутствуют, — запаха увядших цветов, жареных оладий, ладана. Но это был звук кастаньет и притом множества кастаньет. Нескончаемая процессия андалузских танцовщиц дефилировала в искристом потоке ледяного ночного солнца. Их не сопровождали крики толпы, взрывы петард, отдаленная радостная музыка. Ничего, кроме этого сухого и все приближающегося стука кастаньет.
Я соскочил с постели и разбудил своего компаньона. Георг Бендаш приподнялся на локтях, прислушался и посмотрел на меня, улыбаясь. Потом сказал своим ироническим и уверенным голосом: «Это олени. Два копыта, подвешенных на их задних ногах, стучат на бегу друг о друга и производят этот стук, так похожий на кастаньеты. Вы приняли их за испанских танцовщиц? — добавил он. — Генерал фон Хёйнерт тоже думал, что это танцовщицы из Андалузии. Мне пришлось привести оленя к нему в комнату в два часа ночи». Бендаш плюнул на пол и снова уснул, улыбаясь.
Я подошел к окну. Стадо из нескольких сотен оленей, галопируя вдоль лесной опушки, двигалось, направляясь к реке. В гиперборейском [632] лесу они были духами средиземноморских стран, горячей южной земли, духами Андалузии, насыщенной оливковым маслом и пропеченной солнцем. И я вдыхал в ледяном воздухе воображаемый запах человеческого пота.
Ночное солнце било своими косыми лучами в маленькие островки, разбросанные посреди озера, пятная их кровью. Там, в глубине городка Инари, жалобно лаяла собака. Все небо было покрыто чем-то вроде рыбьей чешуи, блистающей и колеблющейся в холодном ослепляющем свете. Я возвращался к озеру вместе
632
Гипербореи — одна из пяти древних допотопных цивилизаций. В греческой мифологии, легендарный народ, живущий по ту сторону северного ветра (Борея), на Крайнем севере, народ, пребывающий в вечном блаженстве. По последним данным, это далекие предки русичей. Материк гиперборейцев существовал на месте нынешнего Северного Ледовитого океана, отсюда их название — гипер, богоподобный народ (в смысле языческих богов). Согласно греческим поверьям, Аполлон Дельфийский на зиму останавливался у них, и гипербореи приносили жертвенные дары в Делосе в его святилище. Вместе с эфиопами, феаками и лотофагами гипербореи относятся к числу народов, близких к богам и любимых им. Блаженная жизнь сопровождается у гипербореев песнями, танцами, музыкой и пирами. О Гиперборее писал греческий историк Геродот. Мудрецы и служители Аполлона Абарис и Аристей, обучавшие греков, считаются выходцами из Гипербореи. Они владеют древними символами бога и наделяют людей новыми культурными ценностями (музыкой, философией, искусством создания поэм, гимнов, строительством Дельфийского храма). Они имели тесные связи с прагреческими и арийскими племенами. В 24–12 вв. до Рождества Христова эти племена поселились в район Трои, а после Троянской войны праславяне бежали в Этрурию, отсюда и легенда о родственной связи этрусков и русских. Затем некоторые из этих племен двинулись на север, к Прибалтике («Янтарный путь») и на левобережье Дуная, где и были описаны тогдашними греко-римскими историками уже как славяне. Древние славяне считали себя происходящими от Бога (природы), внуками Дажьбога. (Примеч. сост.).
Мы сели под дерево, чтобы отдохнуть, глядя на огромное серебристое озеро, которое простиралось перед нами, безлюдное, под ледяным пламенем ночного солнца. Война была от нас далеко. Я не чувствовал подле себя этого печального запаха человека, человека в поту, человека раненого, человека изголодавшегося, человека мертвого, запаха, отравлявшего воздух несчастной Европы. Но запах смолы, этот запах холодный, скудный, запах полярной природы: запах деревьев, воды, земли, запах дикого животного… Курт Франц курил свою коротенькую норвежскую трубку, трубку фирмы «Милли Хаммер», приобретенную им в «Секатарава кауппа» господина Юхо Никайнена. Я смотрел на него, я исподтишка наблюдал его, я обонял его запах. Это был человек, может быть такой же, как и остальные, может быть такой же, как и я. Он источал запах дикого животного. Запах белки, лисицы, оленя. Запах волка. Вот именно: запах волка летом, когда голод не вынуждает его быть жестоким. Это был запах дикий, запах волка летом, когда трава зеленая и ветер теплый, когда вода, высвобождаемая ледниками, растекается по лесам тысячами ручейков, журчащих и стремящихся навстречу чистому озеру, растворяя его жестокость, его дикость, умиротворяя его жажду крови. От него исходил запах волка пресытившегося, волка отдыхающего; впервые за три года войны я чувствовал себя спокойно рядом с немцем. Мы были вдали от войны, вне войны, вне человечества, вне времени. Война была от нас далека. От него исходил действительно запах летнего волка, запах немца, когда война окончена, когда он более не жаждет крови.
Мы спустились из долины. Почти на опушке леса, в соседстве с поселком Инари, мы прошли мимо ограды в виде высокого палисадника из стволов белой березы.
— Это Голгофа оленей, — сказал Курт Франц. — Осенний обряд забоя оленей — это нечто вроде Пасхи лапландцев, он напоминает жертвоприношение Агнца. Олень — это Христос лапландцев. Мы вошли в эту просторную ограду, и в холодном резком свете, падающем на траву, перед моими глазами предстал необычный, удивительный лес: это были тысячи и тысячи оленьих рогов, то фантастически нагроможденных, то редких и местами одиноких, как костяные кусты. Легкий зеленоватый, желтый и красный мох покрывал наиболее старые из них. Многие рога были молодыми, нежными, и твердая костяная кора еще не покрыла их. Одни были плоскими и широкими, с симметричными отростками, другие напоминали своей формой ножи: можно было думать, что это стальные лезвия, торчащие из-под земли. С одной стороны, у ограды, были свалены тысячи и тысячи оленьих черепов, напоминавших по своей форме ахейские [633] каски, с пустыми треугольными орбитами в твердой лобовой части, белой и гладкой. Все эти рога походили на стальные доспехи воинов, павших на поле битвы. И притом вокруг не было никаких следов битвы: порядок, спокойствие, мир, глубокий и торжественный. Порыв ветра пронесся по лугу, зашуршав пучками травы, выросшей между неподвижными костяными деревьями этого необыкновенного леса.
633
Ахейцы — одно из основных древнегреческих племен, обитавшие в Фессалии с начала 2-го тысячелетия до н. э. и на Пелопоннесе. Государства ахейцев: Микены, Пилос и др. участвовали в Троянской войне. В XII в. до н. э. вытеснены дорейцами в Малую Азию, на Кипр и другие острова на севере Пелопоннеса (область получила название Ахайя). (Примеч. сост.).