Кар(м)а
Шрифт:
На радостях предки отдали меня в художественную школу. Преподы, конечно, были потрясены моими способностями к рисованию. И вот однажды, когда нам дали задание нарисовать любимое животное (естественно, я выбрала бурого медведя), одна бесячая рыжая девочка с двумя косичками стала смеяться над моим наброском. Она никак не хотела униматься и продолжала дразнить меня до конца занятия. Я была не из тех, кто мог словесно постоять за себя. Скрипя челюстями от обиды, я представляла, как мой медведь встает на задние лапы и, рыча во всю пасть, шарахает рыжую задиру когтистой лапой прямо по
– Мама сказала, что я сама себя поцарапала во сне. Но я-то точно знаю, что это был твой чертов медведь, и я это так не оставлю, – зло процедила она сквозь зубы.
Я расплакалась и попросила препода позвонить моей маме, чтобы она забрала меня домой.
– Аста ла виста, бейби, – фыркнула напоследок рыжая задира.
Таким было мое последнее занятие в художественной школе.
У мамы возникло несколько гипотез: во-первых, адресату достаточно было просто взглянуть на мой рисунок, чтобы он явился к нему во сне. Во-вторых, важную роль при создании очередного шедевра играло мое эмоциональное состояние. В-третьих, нанесенное придуманным мной персонажем увечье могло стать реальным. Почувствуй себя Фредди Крюгером. Ха-ха. И, наконец, в-четвертых. Мы не знали, мог ли спящий человек что-то изменить в воссозданной мной картине из его прошлого. И нас пугала даже ничтожная вероятность этого.
Проверять свои гипотезы на ни в чем не повинных детях из художки маме не позволила совесть. Поэтому родители пошли по наиболее очевидному (для них, не для меня) пути: запретили мне рисовать где бы то ни было, кроме дома. Думаю, теперь понятно, почему я так любила черчение в целом и технические рисунки в частности. Родителям не к чему было придраться: рисунки выполнялись по заданным параметрам. За самодеятельность Циркуль штрафовал. Красота.
«Ты это видела?» – Голицына в своем репертуаре.
Ни черта не поняв из ее сообщения, я ответила: «Видела ЧТО?»
«Мать, ну ты даешь! Зайди в ВК на страничку к Максиму».
К Максиму… Как трогательно.
«Зачем?»
«За шкафом! Не беси меня, просто зайди, и все!»
Я нехотя перешла по ссылке, любезно предоставленной орущей Иркой. Приложение ВК открылось на странице Бессмертного. Моя челюсть незамедлительно отвисла до самого пола.
В свежей публикации Макарова красовалась моя фотка крупным планом. Умудрился подловить момент в актовом зале, когда я нашептывала Голицыной на ухо определение золотого сечения. Вот ведь засранец!
«Тяжелые сахалинские будни. Не старшеклассники, а дикие волчата. Что ж… И не таких приручали;)» – гласила подпись под самым худшим портретным фото в моей жизни.
Дрессировщиком себя возомнил, лопух московский?! Может, волчата тебе и по зубам, а вот медведица вряд ли.
Я коротко ответила Голицыной: «Он труп».
Глава 3.
Надо было и себе волшебную пилюлю на ночь нарисовать. Это я к извращенным пыткам товарища Морфея и нескончаемому потоку бредовых сновидений. Чего стоила одна только мама, размазывавшая по полу коньяк под надзором голого Бессмертного.
– Ты чего такая помятая? – присвистнула Голицына.
Ну спасибо, дорогая. Моя самооценка взвилась до небес.
– В видосики до утра пялилась.
– А… – Ирка снова просканировала мое лицо. – Ну ладно.
Думала, расскажу ей правду. Зря. Мы долго молча сидели на облезлом подоконнике. Вдруг раздался восторженный поросячий визг Царевой.
– Я сейчас ослепну, – прошипела Ирка, толсто намекая на вульгарное декольте, из плена которого норовили вырваться королевские сиськи.
– И я, – возбужденно поддакнул невесть откуда взявшийся Егорик. У него на Цареву нюх, не иначе.
– У тебя разве не алгебра по расписанию? – съязвила Голицына.
– Разве алгебра.
– И?.. – Ирка нещадно дырявила взглядом Егорика. – Почему ты все еще здесь?
– Соскучился. Хотел с вами увидеться.
– Так уж и с нами, – хмыкнула я, взъерошив его шевелюру.
Мадам Царева летящей походкой направилась в нашу сторону, и мы прикусили языки. Не каждый день ее величество жалует к простым смертным. То ли дело к бессмертным. Кстати, о последних. Где этот московский прохиндей?..
– Ну, бонжур, трое в лодке, не считая собаки, – Ника подмигнула Голицыной.
– И лохам алоха, – парировала Ирка, проигнорировав грязные царевские инсинуации на тему Фила.
– На экскурсию едете?
– С тобой хоть на край света, – потек наш Глинин.
Ох, Егорик, Егорик. Ну что ж ты как открытая книга.
Царева вякнула что-то про катастрофу. Или про кретина. Или про катастрофического кретина. В любом случае, сейчас она была недалека от истины. Без обид, Егорик.
– Что за экскурсия? – без тени заинтересованности промычала Ирка.
– Вы чего?! – Цареву затрясло от возбуждения. – Анива, конечно!
Приплыли. В прямом смысле. На маяк Аниву мы гоняли каждый год. За одним исключением, когда лютейшие морозы накрыли Оху намного раньше обычного, и гробовоз под гордым названием «школьный автобус» попросту не завелся. Может, и к лучшему: программа экскурсии рассчитана на три дня, два из которых нам предстояло провести в пути. И перспектива застрять на этой рухляди где-нибудь посередь дороги между Охой и Южно-Сахалинском, мягко говоря, не радужная. Расстояния-то нешуточные. От пункта А до пункта Б почти 750 км.
– Тебе вообще грех не знать об этом. – Ника ткнула в меня костлявым пальцем. – Тетя Кара же сопровождающая.
– Гонишь.
– Больно надо, – скривилась Царева.
На фига это маме, интересно знать?
– А из преподов кто? – воодушевился Егорик.
Еще бы. Это ж не его мама в надзиратели подалась.
– Циркуль вроде, но это не точно.
– Отлично. – Ирка расплылась в улыбке. – Опять бухать по бартеру будем. Мы не палим его, он – нас.
– То есть ты едешь? – напряглась Ника.