Карабарчик (изд.1952)
Шрифт:
«Нужно выбираться задами, через скотный двор — тогда не скоро заметят», подумал мальчик.
Поднявшись на крышу коровника, где было сложено сено, Кирик скатился в мягкий сугроб и ощупью направился вдоль стены.
Мальчик прополз несколько метров и стал на лыжи. Перед ним темнела тайга. Он пошел торопливо, отдаляясь все дальше и дальше от заимки. Наступал рассвет, серый и неласковый. В его сумраке Кирик натыкался на кустарник, старый бурелом, оголенные ветви которого торчали из-под снега. Когда скупое зимнее солнце поднялось над тайгой, мальчик выбрал сухое место под пихтой и снял лыжи. Отдохнув, пошел дальше. В полдень он поднялся на перевал в надежде увидеть где-нибудь
Кирик почувствовал свое одиночество в холодном безмолвии леса и хотел было повернуть обратно, но, представив себе, что ждет его у Зотникова, зашагал еще быстрее.
К вечеру, спустившись с перевала, мальчик неожиданно наткнулся на чей-то лыжный след. Но человек, видимо, прошел здесь давно — это было заметно по завьюженной лыжне. Не спуская с нее глаз, Кирик прибавил шагу. В сумерках он вышел на широкую поляну и, усталый, остановился на опушке. Здесь его застала ночь. Отоптав снег, он наломал сухих веток и пошарил по карманам в поисках спичек.
Коробки не было… Ночь тянулась томительно долго. Мучил голод.
«Только бы не уснуть!» Кирик переминался с ноги на ногу, садился, вставал и, прогоняя дремоту, ломал на мелкие части лежавший у ног хворост.
Перед утром подул ветер. Было слышно, как под его напором качались голые верхушки деревьев и порой с нижних ветвей комьями падал снег. Мороз крепчал. Голова Кирика клонилась все ниже и ниже. Он дремал. Выглянуло солнце. Мальчик открыл отяжелевшие веки и увидел рядом с собой небольшую ель, осыпанную изумрудами блестящих снежинок. Где он видел ее раньше? В доме Зотникова?
Ему казалось, что под елью стоит и тот старик в белом тулупе, в корзине у которого была чудесная лошадка.
Потом почудилось, что где-то недалеко хихикнул противный писарь и повертел перед глазами конфеткой.
Вдруг чья-то сильная рука подняла мальчика на ноги. Напрягая силы, Кирик открыл глаза и увидел перед собой незнакомого охотника. Возле него вертелась небольшая собака из породы сибирских лаек.
— Ну, малыш, тебе повезло! — сказал человек по-алтайски. — Если бы не моя собака, замерзать бы тебе в тайге… Правда, Мойнок? — обратился незнакомец к собаке.
Пес ласково вильнул хвостом.
Человек, нашедший Кирика, был охотник, по имени Темир. Среднего роста, сильный, мускулистый, он был типичным жителем алтайской тайги.
— Как тебя зовут? — спросил он Кирика.
— Карабарчик.
— О, Скворец! Как же ты сюда попал? Найденыш рассказал историю с конем, рассказал про свое бегство с заимки Зотникова.
— Этого богатея я знаю… — Брови охотника сдвинулись. — Он друг кривого Яжная и Кульджинова — двух пауков Теньгинской долины.
Темир развел костер, вскипятил чай. Достал из сумки копченый сыр и подал Кирику.
— Ешь и ложись спать, — сказал он. — Завтра утром пойдем на наше стойбище в Мендур-Сокон, к дедушке Мундусу.
Наломав веток, охотник устроил Кирику постель и улегся рядом с ним у огня…
На стойбище пришли на следующий день к вечеру.
— Живого скворца под пихтой нашел, вот он! — Молодой охотник подтолкнул Кирика к старику, сидевшему у огня.
— Однако, алтайский мальчик. — Подслеповатые глаза Мундуса уставились на Кирика. — Чей ты?
Кирик замялся.
— У него родных нет, — вмешался в разговор Темир. — Жил он у русского заимщика Зотникова, друга Яжная и Кульджинова.
— У Евстигнейки? — И, как бы отвечая на свой вопрос, Мундус добавил: — Шибко худой человек,
7
Чегень — квашеное молоко.
Вечером в аил Мундуса собрался народ. Пришли слепой Барамай с внуком, Амыр с сыном, горбатый Кичиней и другие.
Мундус закурил трубку и передал ее молча соседу; тот, сделав затяжку, протянул ее второму, и когда трубка обошла мужчин и вернулась к хозяину, начался разговор.
— Ну, как белковал? — спросил Темира маленький Кичиней.
— Хорошо, — ответил охотник. — Скворца нашел.
— Это зимой-то? — Повернувшись к говорившему, слепой Барамай недоверчиво покачал головой.
Темир подвел Кирика к старику:
— Убедись.
Барамай ощупал мальчика, опросил, как зовут.
— Карабарчик, — ответил тот.
— Однако, на Алтае скоро будет весна. — Старик многозначительно улыбнулся. — В тайге появились молодые скворцы.
— Скоро будет весна, — повторил за ним Амыр. — Скоро! — тряхнул он уверенно головой.
Мундус поднялся от костра, горевшего посредине жилища, и, взяв топшур 8 , тронул струны. В аиле раздалась песня:
…Гусь усталый летит по Катуни 9 вниз, ниже вершины березы. Я смотрю на свою невеселую жизнь, из глаз моих льются слезы. Отправляются гуси в большой перелет, крылья у них устали. В наших аилах злая бедность живет, и глаза мои слезы застлали. Разве есть у нас на Алтае ирим 10 , где не села б гусиная стая? Разве есть бедняк, чтоб горбом своим не работал на хищника-бая?..8
Топшур — национальный музыкальный инструмент, наподобие домбры.
9
Катунь — название реки.
10
Ирим — омут.
Печально звенели струны топшура, и, вторя им, рыдающим голосом пел старый Мундус:
…Не найти у нас на Алтае камней, на которых не сиживал ворон. Не найти в нашей жизни радостных дней, без нужды и тяжелого горя.Певец умолк. В аиле стояла тишина, нарушаемая лишь треском горящих дров, и, казалось, дым от костра, медленно клубясь, выносил с собой к темному небу отзвуки скорбной песни.
Первым прервал молчание молодой охотник Амат: