Карамелька. Отыщи меня в своей памяти...
Шрифт:
Скольжу взглядом по стенам помещения.
Нет… Не так…. Обвожу восхищенным взглядом студию! Мою студию… Просторную, светлую, все еще пахнущую краской после ремонта. Провожу пальцем по выкрашенной белым кирпичной стене и ярким мазкам красок вокруг неоновой вывески «Dreamer». Светло-серые стены, лимонные шторы и такого же цвета стеллажи у дальней стены.
На полочках в художественном беспорядке разложены глиняные фигурки, мини-мольберты с небольшими яркими рисунками на холстах. Высокая ваза с сухоцветами и рабочие мольберты со складными
– Нравится?
– Еще бы! – завороженно прокручиваю кресло оборачиваясь. В руках кисть, играючи провожу пальцем по ее новым плотным щетинкам. – Ты просто волшебник.
– Надеюсь теперь вы с Эмилькой не будете сходить с ума от скуки в ожидании моего приезда, – Гера улыбается, подхватывая меня с кресла на руки и усаживая на стол, внимательно рассматривая. – Тренировка во сколько?
– Через полтора часа, – нервно сжимаю губы в тонкую линию.
– Нервничаешь?
Качаю головой.
– Отвезти тебя? Познакомить с реабилитологом?
– Егор отвезет.
– Обедала?
– Не голодна.
– Мне кажется или ты с каждым днем все легче становишься? – Гера строго буравит меня взглядом.
– Это все переезд…
– Для занятий и работы нужна энергия, – он убирает прядь с моего лица и осторожно проводит пальцем по его контуру. – Нужна система. Нет питания – нет сил на тренировки. Не будет прогресса – начнется депрессия. Прекратишь работать над собой – попрощаешься со студией. Сил на нее все-равно не останется.
– Не надо, – беспокойно хватаю его за рукав рубашки, пробегая взглядом по каменному лицу. – Не будет студии – начнется депрессия. Начнется депрессия – не будет поддержки отца. Ты ведь тоже участвуешь в этом замкнутом круге, верно?
Вижу, как нервно играют желваки на его лице. Сдерживает себя. Чувствую, как пальцы стальной хваткой впиваются в талию.
– Не переусердствуй, – шепчу практически беззвучно.
Мы оба в одинаковом положении.
– Испытываешь мое терпение?
– Мы ведь «семья», помнишь? – издевательски мягко обвиваю его плечи, пробираясь пальцами в мужскую шевелюру, растрепывая волосы, зная, как сильно он это ненавидит.
Смеется, упираясь лбом мне в висок.
– Терпи, – прижимаю его к себе крепче, хихикая на ухо. – У каждой женщины есть свои потребности. У меня обнимашки и фетиш по твоей роскошной шевелюре. Ты моя мини-терапия на сегодня.
Пальцами пробегает по спине, сжимая в объятиях до хруста ребер.
– Задушишь, – смеюсь, когда он ослабляет хватку, мягко спуская меня на ноги.
– Держись.
Хватаюсь за плечи, практически повиснув на нем, осторожно ступая на ноги.
Не крепко, но все же стою, старательно пытаясь прочувствовать каждую мышцу в ногах. Боли практически нет, лишь сумасшедшее напряжение до звона в ушах. Медленно тяну одну ногу, затем вторую. Шаги крохотные, почти невесомые. Но они есть… И только мы оба знаем, чего они мне стоили.
– Давай, еще немного, – шепчет он, завороженно наблюдая за каждым миллиметром моего геройского продвижения.
Делаю еще один маленький
Крепко прижимает к себе.
– Держу, – выдыхает подхватывая, обеспокоенно усаживая назад на стол. – Ногу подвернула? Болит?
– Нет, – раздосадовано машу головой, сглатывая подступившие слезы, пока он ощупывает подвернувшуюся лодыжку. – Ничего не получается.
– После операции всего полгода прошло, – улыбается он. – Чувствительность вернулась, ты стоишь, делаешь первые шаги.
– Третья операция, – шепчу дрожащими губами.
– Глупая, ты два года ног вообще не чувствовала. Мы нашли лучшего реабилитолога страны. Все получится. Дай себе время.
– Я устала, – чувствую, как по щекам стекают соленые дорожки. – Мне больно… Хочу домой.
– Капризная Мира проснулась, – беспокойно хмыкает он, стирая мои слезы. Шмыгаю носом, пытаясь улыбнуться в ответ. – У нас есть еще час свободного времени. Поехали к морю, погуляем.
– Лию в пять забирать из сада, – выдыхаю, старательно успокаивая набежавшие эмоции.
– Егор отвезет тебя на занятия и заберет мартышку.
– Не называй ее так!
– Мартышка – она и в Африке мартышка.
Бессильно бью его в широкое плечо кулаком.
Смеется, легко пересаживая меня в кресло.
– В туалет хочешь? Здесь хорошо оборудованный санузел для людей с ограниченными возможностями.
Отрицательно машу головой, поправляя юбку длинного шифонового платья и осторожно умащиваясь в кресле поудобнее. Нога все же предательски саднит, но я стойко не показываю вида.
– Когда первое занятие в студии? – выкатывая кресло из здания, меняет тему разговора.
– Послезавтра, – закусываю губу в ожидании, мгновенно переключаясь и тщательно скрывая улыбку. – Запись закрыли еще неделю назад.
– О, да ты у нас популярна, – издевательски шепчет мне над ухом.
– Я слишком долго ждала этого момента, так что ты не сможешь мне его испортить, – фыркаю с улыбкой в ответ.
Его смех эхом расходится по пустынному коридору, заставляя губы растянуться в непрошенной улыбке.
Нажимаю кнопку вызова лифта. Проходящие мимо сотрудницы приветливо улыбаются, что-то обсуждая… или кого-то… Останавливаются за спиной.
– В арт-студии сегодня открытие?
Невольно вслушиваюсь в их разговор.
– Через час первое занятие, – кивает вторая, глядя на наручные часы.
– Не хочешь на мастер-класс записаться?
– График расписан на несколько месяцев вперед, – фыркает ее подруга. – Я узнавала.
– Жаль… Смотрела работы преподавателя на страничке. Довольно интересное видение. – она заговорщески улыбается, подталкивая девушку к лифту и нажимает на кнопку второго этажа. – Мне подружка испекла обалденный меренговый торт. Работаем на одном этаже. Нужно забежать к ней на чашку чая – познакомиться. А вдруг и место на курс появится.