Карамело
Шрифт:
18
La Casita de Catita [132]
Акапулько. Дом в форме лодки. Все здесь кучеряво, словно листья папоротника. Океан. Наши босоножки, сушащиеся на солнце. Краска на стенах дома в форме лодки.
Женщина Катита – уродливая близняшка сеньора Видаурри, но как сестра сеньора Видаурри может жить в проржавевшей лодке, пахнущей переспелыми манго и плесневелым жасмином? Лицо сеньора Видаурри не уродливо для мужчины, но как женское оно некрасиво. У сеньора Видаурри большое загорелое лицо, похожее на солнце на лотерейных билетах. La cobija de los pobres, el sol [133] . Катите приходится жить
132
Домик Катиты
133
Одеяло бедных, солнце
Только у этого сеньора Видаурри две седых косы по обе стороны большого загорелого лица. На этом сеньоре Видаурри фартук, примерно такой, что носят слуги по дому, клетчатый, чтобы на нем не было видно грязи. С вышитыми на карманах цветами – маргариткой, гвоздикой, розой.
Когда я впервые вижу Катиту, мне не хочется целовать ее, хотя Папа настаивает.
– Оставьте ее в покое, – говорит Катита. – Она стесняется.
Интересно, сеньору Видаурри тоже бывает страшно, когда он смотрит в лицо своей сестры и видит себя?
Дорожка к дому Катиты очень крутая. И потому наши ноги передвигаются так, будто мы спешим, мы переваливаемся с ноги на ногу, словно марионетки. На нас некрасивые резиновые босоножки, которые Папа купил нам в первый день, и глупые соломенные шляпы. Когда я снимаю свою, Ужасная Бабуля громко вскрикивает:
– !Necia! [134] Надень ее обратно, или я сама ее тебе надену!
Глупая шляпа на голове у каждого, за исключением Канделарии, которая, как говорит Бабуля, уже загорелее, чем сhicharr'on [135] . На самой Бабуле, Бледнолицей Тетушке и на Антониете Арасели. На соломенных шляпах оранжевым вышито АКАПУЛЬКО, а по бокам две пальмы или же на одной стороне агава – она вышита зелеными нитками, а на другой – спящий мексиканец в sombrero [136] .
134
Глупышка!
135
Чичаррон, блюдо из жареной свинины
136
Сомбреро
Катита с дочерью спят на корме, в комнате с круглыми, словно иллюминаторы, окнами, в комнате над ними спят Бабуля, Тетушка и Антониета Арасели. Под сеткой от москитов на стоящей во дворе кровати – Канделария. Мы спим над кухней за балкончиком, на ограждении которого развешаны сушиться влажные полотенца и купальники. Зеленые с присосками лапки древесной лягушки. Цветы фуксии с пушистыми язычками. Ящерицы, застывающие на потолке в форме буквы S до тех пор, пока щелчок по хвосту не заставляет их пуститься наутек.
Из-за ящериц мы натягиваем на головы простыни, хотя в комнате ужасно жарко. Мы сами настаиваем на том, чтобы спать так. Наружу торчат только наши носы. Под простынями кисло пахнет кожей.
Вот Катита, и вот ее толстая дочь, пахнущая chocolate [137] . Может, я что-то путаю, и у нее лишь кожа цвета chocolate. Такое вполне может быть. Я не помню, как зовут дочь. Помню только ее толстые руки и tetas [138] . И то, что она однажды сказала по поводу местных жителей, никогда не плавающих в океане:
137
Шоколад
138
Груди
– Почему
– Потому что мы об этом даже не думаем.
– Но как может человек, живущий в Акапулько, забыть об океане?
Когда как-то утром она наконец приходит с нами на пляж Ла-Калета, то заплывает так далеко, что кажется нам крохотным болтающимся на высоких волнах коричневым пончиком.
– Возвращайся, а не то тебя съедят акулы!
Но именно так плавают местные жители, помня о том, что они плывут, и забыв об акулах.
Все запахи закручиваются в один водоворот. Старушечий запах Катиты – так же пахнут кухонные полотенца, в которые завернуты грячие tortillas. Сонный ветерок с берега, пахнущий подгнившими бананами и цветами. Кучерявый ветер с океана, что пахнет слезами. Дрожжевой запах наших тел под простынями. Безымянная дочь и ленивый, сладкий привкус запаха chocolate.
19
Un Recuerdo
– Скажите «виски», – командует индеец в соломенной ковбойской шляпе.
– Вискииииииии!
«Щелк», – говорит фотоаппарат. И когда он перестает мигать, Рафа, Ито, Тикис и Тото опрометью несутся на берег посмотреть, как в небе плывет еще один парашютист. Тетушка с помощью цветастого носового платка и слюны достает песчинку из глаза Антониеты Арасели. Лоло и Мемо тащат Маму за руку к воде, чтобы попрыгать на волнах. А Бабуля громко шепчет на ухо Папе: «Не вздумай заплатить этой деревенщине ни centavo вперед, иначе мы никогда больше его не увидим».
Индеец-ковбой записывает себе в блокнот адрес Катиты, складывает штатив и кладет его на плечо, крича противным голосом: «Fotos, un bonito recuerdo, fotos [139] . Дешево и хорошо!»
За бухтой Ла-Калета, подобно океану, вздымаются и падают зеленые горы. А надо всем этим небо, синее, чем вода. Туристы кричат по-испански, кричат по-английски, кричат на непонятных мне языках. И океан отзывается им также на незнакомом мне языке.
Я не люблю океан. Вода пугает меня, а волны кажутся слишком бурными. Дома вода озера Мичиган такая холодная, что у меня ломит лодыжки, даже летом. Здесь же вода теплая, но волны намывают песок мне в купальник, и у меня саднит живот. Ла-Калета, конечно же, хороший пляж, но как-то раз океан пытается забрать меня, и с тех пор я держусь подальше от воды.
139
Фото, хороший сувенир, фото
Волны крутят и вертят, и тащат за собой все, что попадает в поле зрения. Я строю домики из песка там, где песок мокрый и липнет к ногам, потому что сухой так горяч, что обжигает. Океанская пена, словно babas [140] обезьяны, крошечные пузырьки из зеленых становятся розовыми, а потом лопаются.
Канделария, у которой на шее ожерелье из ракушек, сплетает мне розу из полосок пальмовых листьев.
– Где ты этому научилась?
– Этому? Не знаю. Руки сами плетут.
140
Слюни
Она прикрепляет розу к моей шляпе и бежит к океану. Когда она оказывается в воде, ее юбочка всплывает, словно кувшинка. Купальника у нее нет, вместо него – уличная одежда: старая блузка и юбка, собранная и закрепленная на поясе, но даже так, барахтающаяся в воде, она выглядит очень симпатично. Трое туристов потягивают кокосовый напиток в тени пальмовых palapas [141] и горланят песню «Битлз»:
– I saw her standing there. – Их смех подобен крикам чаек.
141
Пляжные тенты