Карантин
Шрифт:
Как-то совсем по-другому ощущаешь себя в мире – когда случается ТАКОЕ.
Только что приходила наш лечащий врач, Алина Николаевна. Говорит: все мазки у Ксюши плохие. Она продолжает выделять дифтерийную палочку. С этой палочкой нужно бороться, нужно пить антибиотики (вот почему их давали Антоше в таких огромных дозах). Но я боюсь за Ксюшин желудок и боюсь дополнительной аллергии, ещё и на антибиотики.
От антибиотиков отказались, решили бороться своими силами. Принесите нам ещё святой водички и маслице от преподобного Амвросия.
Хочется ещё музыки.
Всё, иду кормить Ксюню. И утешать. Сейчас капали в нос капельки от насморка, и она плачет…
А вот и ты пришёл, покричал мне под окошком… Иду! Надеюсь, что выберемся мы из всех наших проблем. И опять будем вместе. Так хотелось бы!
Не скучай сильно!
29 сентября 1994."
Но я всё-таки должна рассказать и о тягостных эпизодах в нашей больничной жизни. И прежде всего о Ксюшиных странностях, которые здесь, в заточении, я переживаю особенно остро.
Конечно, для меня не новость, что Ксюша не любит, когда её целуют. Поцелуй она воспринимает как покушение на личную свободу и независимость. Хотя никто ей этим не досаждает, но хочется ведь иногда поцеловать любимую дочку! Да и ей это на самом деле нужно, она многого лишает себя, отталкивая нас. Эта Ксюшина странность-особенность стала ярко видна на втором году её жизни, после тяжёлого гриппа. Так совпало, или болезнь это спровоцировала? Никто нам на этот вопрос не ответит. Но из того гриппа Ксюша вышла какой-то другой: раньше была ласкунчиком, а теперь… От поцелуев любимого папы и обожаемого брата Антоши Ксюша всячески уворачивается. Когда же тот или другой настигают её, – она с вызовом стирает поцелуй со щеки! Стирает папины поцелуи, стирает Антошины. Если чмокнуть не в щёку, а в макушку, – ожесточённо трёт макушку. Антон на это хохочет, папа – обижается…
До сих пор не стирались только мои поцелуи. Но так тоже было не всегда. Я долго и терпеливо, без навязчивости, приручала Ксюнечку. Делала то, на что у вечно спешащего папы и чересчур импульсивного Антоши нет ни времени, ни терпения. Здесь главное – почувствовать Ксюшино настроение и уловить момент, когда она расположена к ласке: например, перед сном, когда я её баюкаю на коленях и пою песенку, можно тихонечко поцеловать в щёчку. Или когда сидим в обнимку и читаем, тоже можно незаметно поцеловать в тёплую каштановую макушку… Но только ни в коем случае не фиксировать на этом внимание! А то может дёрнуться и отшатнуться. Ну, такая вот девочка, с такими вот особенностями… Конечно, родственников, особенно бабушек, всё это шокирует и обижает. Ведь она никому, кроме меня, не позволяет поцеловать себя. Ну, такая вот девочка загадочная, необычная, непростая… Да, это не тот ребёнок, которого можно обчмокивать с утра до вечера! И не мечтайте!
…И вот мы уже две недели прожили в больнице – близко-близко, ближе не бывает. И что же?… Ксюша ВДРУГ стала стирать мои поцелуи! Да ещё с таким ожесточением, с таким вызовом!
Когда это произошло в первый раз, я подумала, что это шутка, игра, воспоминание о доме.
Дочка. Любимая. Скоро пять лет. Сколько раз она меня поцеловала за последний год? Можно по пальцам пересчитать. А за эти долгие дни в больнице? НИ РАЗУ!!!
А я так нуждаюсь в её ответной ласке. Мне так этого недостаёт в жизни, а в этой, больничной жизни, в особенности…
Где-то неделю назад, перед сном, уже рассказала сказку про спящее королевство, уже спела её любимую “Песенку про сон”, которую я сочинила года полтора назад, и с того дня пою её Ксюше перед сном каждый вечер. И вот, спела я ей песенку, перекрестила её, наклонилась и тихонько поцеловала в щёчку… Она как дёрнется! – как будто её ужалили – и давай тереть щёку! И смотрит на меня такими колючими глазками, что хоть умирай в эту минуту. ГОСПОДИ, ЗА ЧТО?! ПОЧЕМУ, ГОСПОДИ?!
– Ксюнечка, тебе что, неприятно, когда я тебя целую?
– Да! – как будто камнем в меня кинула.
– А ведь раньше было приятно?
Молчит. Смотрит в сторону.
– Посмотри на меня, доченька.
Смотрит в сторону. Гложет соску. Беру её за руку – резко выдёргивает руку.
– Ксюша, ты что… не любишь меня?
– Люблю. (Смотрит в сторону).
– Странно… Вот я тебя люблю, так мне всё время хочется приласкать тебя, прикоснуться к тебе, погладить по головке, поцеловать. Так всегда бывает, когда любишь человека. А разве тебе не хочется прикоснуться ко мне?
– Нет! – ещё один камень в моё сердце.
– Значит, ты не любишь меня, – сказала я в отчаянье.
Её глаза наполняются слезами. “Люблю!” – прошептала она сквозь слёзы, а смотреть продолжала мимо меня, в сторону.
Я понимала, что это похоже на выяснение отношений, с моей стороны это и было выяснением отношений, и я разрывалась между жалостью к моей маленькой, непостижимой девочке и между горьким желанием объяснить ей до конца, что я чувствую, когда она так странно себя ведёт. Ведь если я ей не скажу, то как иначе она об этом узнает?
– Мне ТАК жить трудно и больно, Ксюнечка.
– Почему? – с интересом спросила она.
– Ты кукол и зверушек своих гладишь и целуешь – а меня никогда. А ведь я живой человек. Мне твоя любовь нужна, как воздух. Не меньше, чем твоему пластмассовому Львёнку.
Молчит. Смотрит в сторону…
– Ты, наверное, хочешь, чтобы я стала старой и злой?
– Нет!
– Но если человека мало любят, он именно таким и становится. Как эта недобрая волшебница из сказки. Я думаю, она стала такой именно потому, что её не любили…
Ксюша закрылась с головой одеялом, давая понять, что разговор окончен.
А я сидела рядом с её постелькой, чувствуя смертельную усталость, и мне в ту минуту не очень хотелось жить. Мысли роились в голове самые мрачные…
Я так люблю её, я так стараюсь, чтобы ей в этом мире было со мной хорошо – и в ответ такое раздражение! Почему? Что я делаю не так? Почему ей плохо от того, что я поцеловала её?
Как научить Ксюшу ОТВЕЧАТЬ на любовь, не прятаться в своей скорлупе? Чем я могу помочь ей? Можно ли тут что-то изменить? Наверное, нет… (думала я в ту горькую минуту).