Каратель
Шрифт:
– Не очень.
– Ей необязательно влезать в тебя, чтобы что-то изменить. Она может изменить тебя одними разговорами. Если ты будешь долго возле нее, она приручит тебя и не влезая. Одними словами.
– Хороша хозяйка, с ошейником и на привязи…
– Ну и что? Ты думаешь, для нее это большая трагедия, посидеть на ошейнике месяц? Или даже год? Или два? Это для тебя огромный кусок жизни. А для нее лишь мимолетный эпизод. Как отдать ладью, чтобы через два хода выиграть партию.
– Кать,
Еще большая, чем я…
– Я единственная, кто выжил из нашей компании, Крамер.
Я вздохнул. И это я здесь упрямец?
– Она только делает вид, что смирилась, – сказала Катя. – А сама ищет к тебе подходцы. Понимаешь?
– Ладно, Кэтти, – вступил Виктор. – Перестань пугать нашего бесстрашного охотника. Он простой, но правильный.
– Он доверчивый, как щенок!
– Да ладно, Кэтти. Не перегибай. Не все так плохо. Женщинам нужна твердая рука.
– Это говорит человек, который всю жизнь охотится на женщин, которые делают с мужчинами все что хотят?
– Это говорит человек, подозревающий, что не все так просто… Ну что. – Он дернул подбородком. – Вот и все, собственно. Тут край города. Там дальше только бывший совхоз, и то не сразу… Там сначала лесок. Да и совхоз этот давно уже…
– Совхоз? – задумчиво повторила Катя.
Она глядела на обочину. Метрах в двадцати от нас, чуть не доезжая до поворота, сливаясь с голыми кустами, торчал накренившийся ржавый столбик. На нем висела такая же рыжая железная табличка, вся в отслаивающихся хлопьях ржавчины. И все-таки какие-то буквы там еще угадывались.
И даже какой-то рисунок был. Что-то рогатое. И словно бы пятиконечное, как бородка, уши и рога…
…и рубиновые глаза.
Смешно верить, что это всего лишь камни. Нет, это не камни.
Это взгляд, торжественный и строгий, наперед знающий, что меня ждет…
Я тряхнул головой, оскалившись. Какой, к дьяволу, козел – здесь?! Здесь, на краю городка, полного жизни, под ярким солнцем, на придорожном указателе?!
Или этот козел мне теперь всюду будет мерещиться? Как прежде преследовали вороны… Все-таки надо было вырвать ему глазки. Вот ворона я придушил – и сразу сны наладились. Надо бы и с этим козлорогим так же попробовать.
Виктор тронул машину, медленно прополз к самому указателю, нагло скосив на противоположную сторону дороги.
– Что-то там… лагерь… «Буренушка», – с трудом разобрал он.
– Пионерский, – разглядела Катя.
– Мм? Да, пионерский… – согласился Виктор. Хмыкнул: – «Буренушка»… Присовхозный, должно быть. Потому его даже на картах нет, как часть совхоза числился… Только того совхоза давно нет, и того пионерлагеря тоже, одни пустые развалюхи там и остались, если вообще хоть что-то осталось… А жаль. Дорожку туда успели
Он стал разворачиваться, и машину затрясло.
Хорошая дорога – на вид больше пары лет и не дашь, хотя совхозов и пионерлагерей нет уж сколько, – шла по самому краю города до этого поворота и уходила к совхозу. А возвращаться обратно к центру – опять по старой раздолбанной, по которой мы сюда и приехали. Она была на пару ладоней ниже уровня новой дороги. Такая растрескавшаяся, что и не понять, чего больше – старых кусков асфальта или щебенки, выбравшейся снизу подышать свежим воздухом…
– Стой! – рявкнули мы с Катей в один голос.
От неожиданности Виктор вжал тормоз так, что машина стала намертво. Нас мотнуло в сиденьях вперед и обратно.
– Что?
– Дорога… – сказал я.
– Крыша, – сказала Катя.
Она смотрела не на дорогу, а вверх, прильнув к стеклу дверцы. Я пригнулся, чтобы из-за Виктора и подголовника его сиденья тоже разглядеть, что там.
Меж высоких сосен проглядывал краешек крыши.
Совсем чуть-чуть, но и этого было достаточно.
– Что там? – Виктор тоже пригнулся.
– Крыша, – повторила Катя.
– И что?
Он не был у той больницы. Не был за моргом. Не видел пристройки. Не видел ту сочно-красную черепицу, что почти светилась изнутри, мокрая после дождя.
Точно такая же.
Виктор, хмурясь, поглядел на Катю, на меня. Медленно вполз обратно на хорошую дорогу и доехал до поворота к совхозу. Повернул – и снова затормозил.
Впереди был еще один знак. Новый, большой и яркий: «Проезда нет. Детский пансионат „Веселые ягнята“».
Отсюда, между стволами сосен, голых снизу, уже проглядывали и бледно-голубые стены ухоженных домиков. За невысоким забором из прутьев. И литая решетка высоких фигурных ворот. В центре створки выгибались вверх, будто набегали волнами.
Это все в лесу слева.
Справа лес сходил на нет, где-то ниже была река. Напротив ворот уже начинался обрыв. А между забором и обрывом дорога шла дальше. Мимо ворот, вдоль конца забора и дальше, поворачивая вместе с обрывом влево, за выступ леса.
Виктор стал сдавать назад.
Глава 4
СУСЛИЦЫ
Издали казалось, что лес окружает пансионат, подходит впритык, вползает между домиками…
Увы, все было и так, и не так.
Ближе к границе пансионата смешанный лес кончился – дальше была пустота, с редкими стволами старых сосен, высоченных как мачты. Все ветви далеко вверху, пониже старые сучки, а внизу только пустота и редкие стволы. Ни молодняка, ни кустов, ни даже остатков травы над землей – только ровный рыжий ковер старой хвои.