Каре для саксофона
Шрифт:
– Представляешь, мой опять!..
Как говорила Люда, у Эдика был "ёрш" в одном месте. К обеду его знал почти весь поезд: где-то успел повздорить с денежным белорусом, а потом с ним же опрокинул по стопочке коньячку, где-то закатил скандал проводнице и тут же загладил конфликт, прихватив парочку пакетиков чая. И, наконец, на остановке в Минске "звезда" ворвался собственной персоной:
– Людочка, открывай окно!
– и сам опустил раму в узком вагонном коридорчике.
– Клава, Клава!
– крикнул он.
– Картошечки горячей сделай!
– Щас, до Нюрки добегу
– донёсся с перрона удаляющийся женский голос.
На платформе как обычно перед отправлением была лёгкая суета, Антон и Сергей из соседнего купе заинтересованно беседовали, затягиваясь содержимым новой пачки. Вдоль вагона медленно проследовал люксовский пассажир в дорогом тёмно-коричневом костюме и с тростью. Мужчина лет шестидесяти в сопровождении одинаковых денди приостановился у проводницы и, узнав, что это вагон второго класса, проследовал дальше.
– Смотри!
– Эдик кивнул Еве.
– Во как надо жить! Идёшь, а за тобой чемоданы возят...
– Какие чемоданы? Скорее всего он налегке... Зачем ему багаж?
После "поезд 17 отправляется через 5 минут" немногочисленный людской поток совсем иссяк, и знакомые пассажиры заполнили рукав коридора, чтобы разойтись по купе.
Неожиданно для шустрого соседа вагон вздрогнул и медленно тронулся. Эдик засуетился под удивлённый взгляд Антона, выхватил из рук жены сотку и вдруг улькнулся в узкий проём окна, при этом крикнув:
– Тоха, держи!
– мужчина едва успел схватить попутчика за ноги.
За окном, перепрыгивая через чемоданы и сумки, словно кенийский бегун Эзекьель Кембой, неслась Клава с полиэтиленовым мешочком картошки, от которого шёл пар. Вдруг поезд резко затормозил, и рама поползла вверх, пережав ноги "гимнасту" Эдику, Люда тут же самоотверженно повисла на ней, спасая свой будущий отпуск.
– Ой, Клава, давай быстрей!
– и горячий гарнир лёг в протянутую мужскую ладонь.
– А-а-а-а-а!
– раздалось на весь перрон.
– Эдуард Сергеевич! Зачем вы так?! Меня ж уволят!
– подскочила, причитая, проводница и тоже ухватила за штанину беспокойного пассажира.
Клава ещё гонялась за заработанной соткой, сбиваемой с асфальта ветром, а Эдуард Сергеевич весь потный от перенапряжения уже лежал на нижней полке, причитая:
– Надо же, чуть не умер! Всё для тебя, Людочка!
Через час прапорщик был уже в строю и опять исчез в темноте тамбура, а появился часа через три, когда его Людмила собирала вещи, чтобы в полночь навсегда покинуть поезд евро класса.
В проёме двери периодически "тело"-портировался из первого класса во второй бородатый "работодатель", но Ева в наушниках, поджав ноги, сидела на нижней полке у окна, и доступ к ней был перекрыт суетливыми соседями.
– А что здесь этот крутится? Дай-ка сумку-то сюда...
– Эдик отстранил от входа в купе жену.
– Да, нужна ему твоя сумка! К Еве дорожку топчет. Все вы только за порог и сразу холостые...
– Эх, Ева!
– хохотнул, потрясся указательным пальцем, Эдуард Сергеевич.
– Что-то не нравится он мне. В армии, дать пить, не служил, бородёнка смешная как у козла... Ха-ха!
– Молчи уж, мачо! Мужчина модный с деньгами - следит за собой...
Ева взглядом мельком зацепила бланк договора в руках "бородки-эспаньолки": "Да, он сумасшедший!"
Поезд подъезжал к станции "Брест-Центральный", чтобы поменять колею и не только...
Пассажиры стояли гуськом друг за другом, ожидая, когда проводница откроет двери, и вдруг какое-то движение за спиной привлекло Еву: аккуратно оттесняя других, к ней пробирался "работодатель".
– Соседи, выходят? Я к тебе перееду после таможни. Всё обсудим...
– показал ручкой на бумаги он.
Ева вдруг как-то занервничала: "Надоел!", - и сильно обхватила ладонью запястье Эдика, что тот даже обернулся.
– Ты так заботился обо мне, - вполголоса проговорила она ему.
– Услуга за услугу! Видишь, тот... с бородкой?
– Эдик кивнул в ответ.
– Он очень не корректно отзывался о Людочкиных бёдрах. Я бы сказала, это звучало довольно пошло... И даже выпросил номер телефона у твоей жены... Но, тссс!
Шустрый Эдик отреагировал молниеносно: пихнув сумку супруге и крикнув "Посторонись!", он, за что-то зацепившись, раскачался на руках и приземлился ногами в грудь ничего непонимающего "обидчика", сбив его на коврик вагона со словами: "Так вот зачем ты, хмырь, в купе лез!" Завязалась потасовка.
– Что вы себе позволяете!
– отбивался "бородка-эспаньолка", когда прапорщик тряс его за грудки.
– Мне нужно пройти!
– Я вас маньяков издалека чую! Людочка!
– орал Эдик.
– Иди сюда! Он сейчас прощение просить будет! Вот тебе моя жена, вот!..
– совал он кукиш в нос возмущенному пассажиру.
Ревностная разборка, как торнадо, засасывала мирных граждан, желающих выйти. Ева оказалась в эпицентре и решила воспользоваться интересным маленьким гаджетом. Этот предмет пару раз уже выручал в щекотливых ситуациях и всегда был при ней. Она надавила в кармане на кнопку. Сильный пронзительный женский крик, от которого хочется выброситься из окна, удавиться, прыгнуть в пропасть, пронёсся смерчем по барабанным перепонкам наполняющих вагон смертных. Народ, не найдя источник sos, рванул к выходу, зажав в мёртвой петле потасовщиков и Люду с сумками. Накачанный сосед Сергей, среагировавший на истошный вопль и на ругань с явным лидерством знакомых интонаций соседа-прапорщика и оценив, что к чему, вытянул Еву из воронки, прорывающейся к выходу толпы, приняв на себя её недовольство.
На перроне оба активных участника драки попали в бдительные руки правоохранительных органов. Правда, Эдик был тут же отбит встречающими родственниками с проснувшимся ребёнком на руках, зарыдавшим "Папа, папочка!", и под уверенные заявления пассажирок из другого вагона в его полной невиновности. У "бородки" такой группы поддержки не оказалось, и его с вещами этапировали с поезда.
– Не беспокойтесь, как только выяснится, что у вас нет проблем с законом, мы вас отправим следующим евро поездом к пункту назначения.
– Без эмоций изрёк белорусский милиционер.