Карьера Никодима Дызмы

Доленга-Мостович Тадеуш

— А вы как считаете? Дызма.

— Подумать только, — не унимался староста, — всегда и всюду самое важное не то, что делается, а то, кто делает. Пока пан председатель стоял во главе банка, все шло хорошо.

— Может быть, дела поправятся, — вставил Дызма.

— Ну, — махнул рукой староста. — Нескольких месяцев оказалось достаточно, чтобы банк лопнул. Вся суть в личности, только в личности.

— Святая истина, — убежденно заявила Пшеленская.

— Хэлло, Никодим! — крикнул из ближайшей

лодки Понимирский. — А не спеть ли нам оксфордскую песенку гребцов? А?

— Спойте, спойте! — попросили дамы.

— Да ведь у меня нет голоса, — с раздражением ответил Дызма.

— Есть, есть! — кричал обрадованный своей шуткой Жорж. — Разве ты забыл, как мы горланили на Темзе? Лорд Келедин оф Ньюдон утверждал, что ты поешь как…

Он не кончил: Никодим взмахнул веслом и обрызгал Понимирского, а также всех, кто вместе с ним сидел в лодке.

— Простите, — заговорил Дызма, — ему только холодный душ помогает.

Вернулись обратно и через несколько минут очутились уже в парке.

У дома стоял чей-то запыленный автомобиль. Шофер копался в моторе.

Кто приехал? — опросил Дызма.

Пан директор Литвинек.

Литвинек? — Никодим поднял брови.

Действительно, на официальных приемах в Замке он познакомился с доктором Литвинеком, который занимал пост начальника канцелярии президента республики, но между ними не было таких отношений, чтобы Литвинек мог запросто приехать в Коборово.

Гости вошли в дом.

В вестибюле Кшепицкий беседовал о чем-то с высоким черноволосым, седеющим мужчиной. Дызма сразу направился к ним. Оба встали, поздоровались.

— Ну как там министерский кризис? — осведомился, между прочим, Никодим.

— Именно но этому делу я к вам и явился, — ответил с поклоном доктор Литвинек.

— По этому делу?

Все затаили дыхание.

Литвинек вынул из портфеля конверт, сделал паузу и торжественно провозгласил:

— Достопочтенный пан председатель! Я приехал сюда по поручению президента Жечи Посполитой, чтобы от его имени просить вас принять на себя миссию сформирования нового кабинета. Вот личное письмо президента.

И он протянул Никодиму конверт. Дызма побагровел, разинул рот.

— Что… Что?

Довольный произведенным эффектом, Литвинек едва заметно улыбнулся краешком губ.

— Президент республики надеется, что вы, пан председатель, пожелаете сформировать новый кабинет и стать во главе его.

Дызма неуверенным движением взял конверт, дрожащими руками вынул из него лист бумаги. Стал читать, но буквы прыгали у него перед глазами.

Действительно, в личном письме президента было то, о чем только что сказал Литвинек. Дызма медленно сложил письмо. Его лицо выразило озабоченность.

— Президент не сомневается, что вы, пан председатель, не откажете ему. Это особенно важно в момент тяжелых политических потрясений и хозяйственного кризиса, когда страна находится на грани катастрофы. Трудна эта задача. Но президент

убежден, что именно вы — в силу доверия, которое питает к вам президент лично, да и все общество в целом, — сможете успешно справиться с этой задачей. Ваш высокий авторитет, знания и опыт дают гарантию в том, что вы сформируете правительство сильной рукой, поднимете благосостояние страны, которая с нетерпением ожидает сильного человека. Разрешите мне скромно выразить уверенность в том, что вы… только вы… в состоянии совершить это, пан премьер.

Он низко поклонился и умолк.

Впечатление было колоссальное.

Литвинек впервые в жизни выполнял такую миссию и не обманулся в своей надежде потрясти воображение собравшихся.

На всех лицах отразилось волнение. Шутка ли, в их присутствии кормило государственного корабля переходило в руки нового человека — сильного человека. Побледнев как полотно, Нина судорожно впилась пальцами в ручку кресла. У Вареды было такое лицо, точно он сейчас расплачется. Кшепицкий гордо поднял голову и обвел взглядом присутствующих. Из-за его спины смотрели на всех расширенные от изумления огромные голубые глаза Жоржа Поимирского.

Никто не решался сесть.

Первым сделал движение воевода Шеймонт. Он подошел к Никодиму и, низко поклонившись, пожал ему руку.

— Примите, пан премьер, мои самые сердечные пожелания… Но не поздравления, ибо поздравить в эту историческую минуту следует нас, граждан государства и его слуг.

Примеру воеводы последовали все гости. Никодим молча, с хмурым видом протягивал каждому руку.

Уж кто-кто, а он понял, какая честь выпала ему на долю. Он, Никодим Дызма, ничтожный чиновник из Лыскова, может взять теперь в свои руки судьбу большого государства, он будет ездить в собственном поезде, его имя будет на устах всей страны, какое там — на устах всего мира!

Но… но, в сущности… зачем ему это?

Снова нервная, полная угроз жизнь в Варшаве, опять думать по поводу каждого случайно оброненного слова.

Но власть, великая власть над тридцатью с лишним миллионами душ! Ведь есть тысячи таких людей, которые за один день этой власти и этого титула — титула председателя Совета Министров — отдали бы жизнь!.. Кабинет премьера Дызмы… Правительство Никодима Дызмы… Армия отдает честь, военные корабли салютуют из пушек… Что ни скажи — об этом напечатают газеты всего мира… Власть, слава…

— Жду вашего ответа, пан премьер, — напомнил о себе доктор Литвинек.

Никодим очнулся, обвел взглядом присутствующих. Все смотрели только на него. Он откашлялся, встал с кресла.

— Дайте мне полчаса на размышление, — сказал он глухим голосом. — Пан Кшепицкий, пойдемте.

Вместе с Кшепицким они проследовали в кабинет Никодима, заперли за собой дверь.

— Не знаю, как быть… — начал Дызма.

— Не знаете, как быть, пан председатель? Да ведь это ясно. Такая честь! Такая власть!